Денис Драгунский - Третье лицо

Дашка, значит, подошла к ней и говорит:

— Это что за овца отстойная?

А та отвечает, губы дрожат:

— Мы переехали, и вот меня, значит, к вам в класс записали… Где можно сесть?

— Твое место — у параши! — Дашка говорит. — А лучше в колледж, на ткачиху.

И смотрит на нее и ржет.

Тогда эта Лена Фарафонтова вдруг отходит на полшага и ногой бьет Дашку прямо в грудь. Дашка падает, а Лена еще ей по животу добавляет. Мы все прямо языки проглотили. А она подошла к Дашкиной первой парте, вышвырнула оттуда ее портфель, смахнула на пол ее тетрадки и ручки и села на освободившееся, так сказать, место.

Ни слова больше не сказала.

Дашка подхватила свои вещички — и в дверь.

Вечером того же дня Дашкин папаша, дядя Вася Филонов, пришел в ресторан «Тютчев» на главной улице. Видит: за столиком Фарафонтов сидит, вроде ужинает. Он знал Фарафонтова — не лично, а вообще. Это был какой-то некрупный чинарь в Заречной управе. Подошел к нему, чтоб убедиться на всякий случай.

— Ты, что ли, Фарафонтов?

— Я, — говорит тот. — Чем могу служить?

— Это твоя секелявка сегодня в нашу школу пошла?

— Да, — тот вежливо отвечает. — Мы, видите ли, переехали. Раньше жили в Заречном районе, а вот теперь, значит, в центре живем. Ну и девочка, соответственно, перевелась. Хотя не хотела. Знаете, менять коллектив для ребенка тяжело, сами понимаете…

— Заткнись, — перебил Филонов. — Я, знаешь, крови не хочу. Дети, все такое. Но край надо знать. Я так решил: ты свою мокрощелку сам сдай ментам. За хулиганство. Прямо вот сейчас иди и сдавай. А не сдашь — я тебя, сука, закопаю!

И кулаком вертит у него перед носом.

Вдруг налетают четыре лба, двое резко вырубают охранников дяди Васи Филонова, а двое ему самому больно заламывают руки и нагибают перед Фарафонтовым. А тот достает из кармана визитку и сует ему под нос.

Блин! А там написано: Фарафонтов Николай Сергеевич, ответственный координатор уполномоченных служб .

— Раскрой рот! — И Фарафонтов пихает Филонову свою визитку прямо в пасть. — Жуй! И глотай!

Тот жует. А куда денешься?

— Проглотил? Все понял? Молодец, — говорит Фарафонтов. — Пускай твоя дурочка извинится перед моей дочерью. Прямо вот завтра, громко, перед всем классом, и забыли. Или посажу на десять лет с конфискацией. Твоя жена будет посуду в столовой мыть, а дочка в плечевые пойдет. Всё. Отпустите его, ребята, — это он уже охранникам.

На другой день на первой переменке Даша Филонова подошла к Лене Фарафонтовой и громко говорит:

— Извини меня, пожалуйста, Лена. Я была неправа. Я больше не буду. Прощаешь?

— Фигня вопрос, — говорит Лена. — Вылижи мне сейчас ножки при всех, и всё, забыли.

Снимает кроссовки, и носочки тоже, и закидывает голые ноги на парту.

А куда денешься?

Дашка ей лижет, а Лена командует:

— Так-так. Пальчики соси. Мизинчик пропустила. А теперь язычком между пальчиками, вот так… Вот так… Ого! А ты умеешь! Ну, ты просто класс! Ой-ой-ой… Ну еще чуточку… Ну всё, умница моя хорошая…

Поцеловала Дашку в щеку.

С тех пор они подруги не разлей вода.

И даже сказали по секрету одной девочке, что после школы поедут в Голландию оформить, так сказать, свои отношения.

об искусстве новеллы

Поговорим чуть-чуть о новелле. О моих рассказах с самыми неожиданными развязками все равно иногда говорят: «Ну, тут всё предсказуемо!» Вы знаете, очень часто в таких словах есть какая-то правда. Я бы сказал так: в новелле любая, особенно финальная «непредсказуемость» предсказуема сама по себе.

Так сказать, по определению жанра.

Когда в новелле О. Генри «Пока ждет автомобиль» юная красавица-аристократка исповедуется скромному клерку, любой читатель с минимальным читательским опытом — да просто жизненным опытом! — понимает, что сейчас будет какое-то qui pro quo , он окажется не тем и она не той. Почему читатель это понимает? Да хотя бы потому, что если бы девушка действительно была аристократкой и богачкой, а молодой человек — в самом деле клерком, то это было бы началом длиннющего слащавого романа. Страниц на двести самое малое. А тут всего четыре странички. А если все так и есть на четырех страничках, то зачем было огород городить?

Ведь даже в быту мы, слушая рассказ приятеля о субботней поездке на дачу, где он встретил кого-то (странного оборванного мужика; заплутавшего туриста; соседку, которая приехала к себе на дачу без мужа и ребенка), мы все время подстегиваем рассказчика: «Ну и что? а дальше? а что она? а ты? и что потом?» — а если выясняется, что «потом ничего», мы разочарованы. Зачем все это рассказывать, если не произошло ничего интересного, неожиданного? Но когда что-то неожиданное происходит, мы невольно, совсем не желая обидеть рассказчика или автора новеллы, восклицаем: «Я так и знал!» или: «Ой, как все предсказуемо!»

Давайте вспомним знаменитый рассказ Мопассана «Ожерелье».

Скромный чиновник Луазель скопил четыреста франков на покупку охотничьего ружья. Но отдал эти деньги на платье Матильде, своей красавице-жене, — пойти на бал. Вдобавок она взяла у богатой подруги, госпожи Форестье, бриллиантовое ожерелье. Она блистала на балу — кажется, сам министр заметил ее…

А по дороге домой Матильда потеряла ожерелье.

Нашли почти точно такое же в ювелирном магазине. Тридцать шесть тысяч франков! Муж назанимал денег, где только можно было. И где нельзя тоже, у ростовщиков, под ужасные проценты. Супруги Луазель начали упорно и медленно отдавать долг, отказывая себе во всем. Через десять лет они выплатили все. Матильда подурнела и постарела, стала жестче, грубее, как бывают хозяйки в бедных семьях.

Однажды она встретила на улице госпожу Форестье и рассказала всю эту историю.

— Вы купили новое ожерелье взамен моего? — изумилась Форестье.

— Да! А ты так ничего и не заметила? Они были очень похожи!

Она улыбнулась торжествующе и простодушно.

Госпожа Форестье схватила ее за руки.

— Бедная моя Матильда! Ведь мои бриллианты были фальшивые! Они стоили самое большое пятьсот франков!

Вот так заканчивается эта классическая, очень трогательная новелла о жестокой судьбе, о мелких случайностях, которые правят миром.

У новеллы «Ожерелье» есть два родовых качества этого жанра. Если угодно, два недостатка.

Первый недостаток — это та самая пресловутая предсказуемость, возникающая сама по себе. Что-то должно случиться. Потому что без горького финала с фальшивым ожерельем получается бессмысленный рассказ ни о чем. Одолжила, потеряла, раздобыла денег и отдала. Ну, в крайнем случае с плоской моралью: нехорошо быть растеряхой, а честно отдавать долги — хорошо. Но уверен, что в любом воспитательном журнальчике его бы забраковали: скучно, неинтересно. Так что читатель ждет резкого финала, и при этом с языка рвется: «Я так и знал!»