Денис Драгунский - Третье лицо

Поэтому Марина обыкновенно дожидалась, когда в дверь будут входить взрослые, и проскальзывала с ними рядышком. А когда долго никого не было, пробегала этот чертов тамбур, зажмурившись и бормоча что-то вроде «черт, черт, не тронь, тебя папа убьет!».

Хотя папа у Марины умер, когда ей было пять лет. Но Марина точно знала, что на том свете он поймает черта и накажет. Папа был очень сильный, отжимался от пола и махал гантелями, она помнила.

Еще Марина боялась жуков, улиток, грозы с молнией, нищих старушек и бородатых стариков. Боялась мыться в ванне — только душ! — потому что мамина сестра легла в ванну и умерла, и об этом узнали только через неделю, когда ее кошки разорались на весь дом.

Но сильнее всего Марина боялась неровни. Выйти замуж за неровню, вот!

Потому что мамина сестра рассказывала, как ее дочь вышла замуж за парня с периферии, и он их всех обокрал. Вот просто выносил вещи из дома, и все. Потом они разводились три года, и он все равно отсудил комнату. Пришлось менять квартиру. И ее дочь от этого легла в психбольницу, а там выбросилась из окна. И тетя Таня, мамина сестра, осталась одна с четырьмя кошками. Их звали Агриппина, Мессалина, Фаустина и Цезония. Потом они своим криком заставили соседей вскрыть квартиру, где мамина сестра была мертвая в ванне.

Кошек Марина боялась тоже, но не так сильно.

Она была дочкой генерала, который погиб на испытаниях чего-то секретного. Они с мамой жили в большой квартире, в красивом доме с гранитными колоннами вокруг окон, со статуями рабочих и крестьян на крыше, с каменными балконами, с которых было так приятно кидать вниз, на прохожих, крошечные кусочки штукатурки: она трескалась, и ее было легко отколупывать.

У них было четыре комнаты и потолки три пятьдесят. В столовой над столом висела хрустальная люстра, такая огромная, что нижние висюльки, спускаясь к середине стола, почти что задевали за бутылки вина. Люстра была трофейная — наверное, из дворца. Это еще дедушка привез, он тоже был генерал, кстати говоря. Вся квартира была набита черным деревом с перламутром, мейсенским фарфором и венецианским стеклом. Было жалко делиться с каким-нибудь парнем с периферии.

Поэтому, когда Марина на вечеринке знакомилась с молодым человеком и он ее приглашал танцевать, она нежно и сильно прижималась к нему, закрывала глаза и представляла себе, как она с ним ложится в постель, как они сладко делают «все это», она даже вздрагивала от предвкушения, — а потом ей виделось, как бы уже сквозь послелюбовную дрему, что он медленно вылезает из-под одеяла, на цыпочках идет к комоду и вынимает папин золотой портсигар и мамины серьги. Марина вздрагивала, отпрянывала он кавалера и прекращала танец.

— Ты что? — пугался или злился кавалер.

— Голова закружилась! — мрачно и надменно говорила она. — Сама не знаю. Помолчи. Дай тихо посидеть!

Кавалер исчезал.

Но один мальчик не обиделся на такие фокусы, дал ей тихо посидеть, а потом на такси отвез домой и сдал с рук на руки маме.

— Благодарю, молодой человек! — сказала мама, протягивая для поцелуя сухую, почти что старческую руку.

На ее пальце сидело кольцо «маркиза» — остро- конечный овал из маленьких бриллиантов.

Он поцеловал ей руку; разговорились, стоя в прихожей; мама с барской простотой спросила, как его фамилия и кто его папа. Он сказал, что папа умер четыре года назад, а фамилия оказалась очень даже известная: художник, кое-что в Третьяковке висит.

Мама была довольна. Марина тоже.

Павлик — мальчик-кавалер-жених — жил почти что на соседней улице, в доме не таком мощном, но тоже солидном, из бежевого кирпича.

Мамы друг другу не понравились.

«Типичная генеральша!» — сказала своему сыну мама Павлика.

«Типичная вдова художника!» — сказала своей дочери мама Марины.

Генеральша была пожилая крашеная блондинка с укладкой, надушенная и разодетая в кофточки с рюшечками; вдова художника была нестарая курящая брюнетка с длинной, но неаккуратной косой, перекинутой через плечо; всегда в свитере и брюках.

Павлик предлагал жить у него, но Марина отказалась; да и Павликова мама была не в восторге, хотя в принципе не против. А вот Маринина мама очень была рада зятю. Щебетала, накрывала стол, дарила подарочки и даже один раз в воскресное утро принесла молодым кофе в постель — ну совсем в неподходящий момент! Но никто не обиделся и не испугался, все только посмеялись.

Генеральша умерла через год. Марина была поздним ребенком, так что ничего удивительного.

Они стали жить вдвоем в этой огромной квартире. Марина потихоньку стала носить мамины кольца.

— Хорошая какая «маркиза», — сказал однажды Павлик, держа Марину за руки и перебирая ее пальчики. — Моей маме бы очень понравилось.

— В смысле? — Марина чуть испугалась.

— Да так. У нее никогда не было украшений. Папа много зарабатывал, деньги были, а драгоценностей не было.

— А почему?

— Папа не любил. Считал мещанством. А ей хотелось.

— Ну и что теперь? — У Марины даже спина похолодела.

— Да ничего! Она бы оценила. Хорошая работа.

— Да, неплохая. — Марина отняла руку, сняла кольцо и понесла его прятать в комод.

Положила на дно шкатулки. Потом полгода, наверное, не надевала «маркизу». Слава богу, мама ей много всего оставила. А как постоянное кольцо Марина стала носить прекрасный изумруд-кабошон. Тоже с брильянтиками вокруг.

Но однажды ей захотелось надеть именно «маркизу». Она залезла в шкатулку. Потом крикнула:

— Павлик! Паша!

Он тут же прибежал.

— Пашенька, — сказала Марина, неизвестно от чего задыхаясь. — «Маркиза».

— Прекрасная? — засмеялся Павлик и напел: — Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка?

— Помолчи! — тихо сказала она и схватилась за грудь чуть ниже горла.

— Что с тобой, Манечка? — Он обнял ее. — Где болит?

— Где кольцо? — спросила она. — Где моя «маркиза»?

— Фу! — сказал Павлик. — Нельзя так пугать родного мужа. Колечко потеряла? Чепуха! Сейчас найдется. Ты не волнуйся, не переживай.

Он принялся обшаривать шкатулки, выдвигать ящики комода, звенеть чем-то фарфоровым, стеклянным и золотым. Он нахмурился и пожевывал губами, как всегда, когда был сосредоточен на каком-то деле: читал, писал или вставлял винтик, выскочивший из оправы очков. В общем, искал изо всех сил.

Марина смотрела на него, и ей казалось, что он притворяется, что он лжет, что происходит что-то ужасное, гадкое, подлое, из-за чего бросилась из окна дочка тети Тани… Но Марина справилась с собой. Помотала головой, потерла виски ладонями и сказала искусственно-веселым голосом:

— Хватит искать! Оно само найдется! Уверяю!