Ричард Руссо - Непосредственный человек

Он проигнорировал мой дружеский, сердечный совет.

— Но все-таки довольно странно, что вы считаете, будто можете попросту выгнать меня из города таким манером. Тем более в таком состоянии.

— В каком еще состоянии?

Он посмотрел на меня и нехотя сообщил:

— Вы ужасно выглядите. Я бы легко с вами разделался. Мог бы вырвать руль, вытолкнуть вас из машины, оставить на обочине и угнать автомобиль. Сами знаете, я бы справился.

— Разделаться? Вырвать руль? Что за речи?

— Я бы мог, — сказал он. — Знаете, почему не сделал?

— Потому что чувствуешь себя виноватым и униженным, потерпев крах в браке и карьере?

— А! — буркнул он, уставившись прямо перед собой. — Значит, вы понимаете.

Понимал я другое: со мной происходило нечто скверное и мне следовало это предвидеть. Теперь, когда Рассел уже не валялся в постели Мег, прежняя моя симпатия к нему возвращалась чуть ли не галопом. Он нравился мне так же сильно, как в тот день, когда я наголову разбил его в баскетбольном матче — когда он произвел тот нелепый, наобум, от отчаяния бросок и закинул мяч на крышу, да так, что мяч застрял за щитом и мне пришлось лезть за ним на глазах у дочери, его новобрачной жены.

— Ты же не думаешь, что я увожу тебя из города, потому что невзлюбил тебя, — поспешил я объяснить. — Это не навсегда. Все уладится, если ты на какое-то время уедешь. Уж мне точно станет намного легче.

— Надеюсь, вы понимаете, что денег на рейс до Атланты у меня нет.

Я глянул на него, приподняв бровь, — дескать, не считает же он меня совсем уж наивным человеком.

— И денег на жизнь там тоже нет, — смущенно добавил он.

— Не пытайся отговорить меня, Рассел, — предупредил я.

Мы домчались до аэропорта за рекордное время. Рассел больше не сопротивлялся. Единственное, в чем выразилось его недовольство тестем, — он не позволил мне понести одну из двух сумок.

— Ненавижу местные рейсы, — сказал он, после того как я забронировал местный рейс до Питтсбурга, где ему предстояло пересесть на большой самолет до Атланты.

Обратный билет взяли с открытой датой. Я выписал Расселу чек на личные расходы. Мой зять подозрительно изучил чек.

— Найди место подешевле, — посоветовал я. — Когда устроишься, позвони Джули.

— Позвонить ей?

— И вот еще что, — добавил я. — Скажи ей, что сам так решил. Она тебя зауважает.

— А что скажете ей вы?

— Пока не знаю, — ответил я, хотя уже знал.

Рассел увидел, что его рейс высветился на табло, и глубоко вздохнул.

— Я правда боюсь этих маленьких самолетиков, — признался он. Видно было — не притворяется.

— Ты не погибнешь в этом перелете, Рассел. Ты был куда ближе к смерти сегодня утром, еще до пробуждения.

— Знаете, как я этого боюсь, и все равно заставляете?

— Вот именно.

Он пожал плечами, как бы говоря, что его это не удивляет.

— Ну, до свидания тогда.

Руки мы пожали друг другу так, словно могли никогда больше не встретиться.

— Мег сказала мне, что давно с вами флиртовала.

— Это правда.

— Сказала, вы хотели ее трахнуть. Она, мол, видела.

— Вот как.

— Сказала, вам до смерти этого хотелось.

— Не до смерти.

Он кивнул.

— И это вроде как задевало ее чувства. Я рассказал ей про вашего отца, чтобы она лучше поняла вас.

— Чтобы не принимала мое упрямство за добродетель?

— О! В таком смысле я никогда об этом не думал.

— Удачи в Атланте, — пожелал я ему совершенно искренне. Я желал ему удачи — упорно, отчаянно, по-детски. Почти что молился.

Когда Рассел скрылся в самолете и стюардесса подняла трап и задраила дверь, я тут же пожалел о принятом решении. Рассел — хорошая компания, а мне бы понадобился такой товарищ на обратном пути.

В полдень я припарковался перед домом моей матери. Она и мистер Перти сидели в выезжавшем задом грузовике мистера Перти. То есть я упустил момент, ко-гда мать забиралась в грузовик, — зрелище, которое, я уверен, могло бы меня подбодрить.

— Привет, мистер Перти! — сказал я, обращаясь к тому из них, кто находился ближе ко мне и, на мой взгляд, больше обрадовался мне, да и в любом случае был склонен к вежливости.

Закаменевшее мамино лицо красноречиво и весьма экономно сообщило сразу несколько известий: что я ее подвел, что она разочарована, она пыталась дозвониться мне и по домашнему, и по рабочему номеру, но всюду нарывалась на ненавистный автоответчик.

— Генри! — невыразительно произнес мистер Перти. Я понимал его положение. Он не вправе обнаружить свою радость в связи с появлением мужчины, который отвлечет на себя мать.

— Генри! — Мама перегнулась со своего места. — Было бы желательно перемолвиться с тобой парой слов.

— Вот же я! — ответил я, поскольку так оно и было.

Но я понимал, что она имеет в виду: не хочет говорить, перегибаясь через мистера Перти, — что и понятно, учитывая, о чем она собирается поговорить. Ждет, пока я подойду с ее стороны кабины.

«Я безумна, — известила нас Пэтси Клайн, — безумна от любви к тебе».

Я обошел грузовик и приблизился к маме.

— Ты имеешь представление, сколько раз я звонила тебе вчера вечером?

— Извини, — сказал я. — И в мыслях не было причинить беспокойство тебе.

Она хмуро уставилась на меня.

— Я вовсе не беспокоилась. Мне требовалась помощь.

А мне бы хотелось спросить ее, помнит ли она спустя столько лет то, что мы оба клялись забыть. Если я сейчас вдруг отрою старые воспоминания, будет вдвойне странно, если окажется, что моя мать не готова или не способна участвовать в этом. Это знание я должен бы разглядеть в ее глазах, но ничего не видел. Зато ее досада и недовольство проступали вполне отчетливо.

— Коробки, не поместившиеся в трейлер, прибыли сегодня на почту. Мы едем за ними.

— Он в доме? — спросил я.

— Кто? — переспросила она. — Ты наконец вспомнил, что у тебя есть отец? Собираешься нанести ему визит?

— Я не думал наносить визит. Заехал на минуту. Может, когда семестр закончится, наступит время и для визитов.

Эти мои слова мама тоже проигнорировала.

— Он еще вчера спрашивал, где ты, — сообщила она. (И это могло даже быть правдой. Или нет.)

— Вот он я, готов удовлетворить его любознательность. Мы-то десять лет задавались вопросом, где он. Или ты забыла?

Наконец мы посмотрели друг другу в глаза — впервые за много лет, — и да, в ее глазах что-то брезжило.

— Я не забыла, — ответила мама. — Я всего лишь простила. Пора это сделать и тебе.

— В который раз мы это обсуждаем, мам? Я тебе говорил: я не держу на него зла.

— Но это не то же самое, что простить, так? — Она одарила меня одним из своих «значительных» взглядов, указывая, что мне следует поразмыслить хорошенько над такой классификацией.

Я вздохнул: