Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Проглотив комок в горле, я подступаю к Хавьеру и кладу ладонь ему на грудь. Он не склоняется к моему лицу, не целует меня, как я ожидала, а только накрывает мою руку своей.

– Жизнь – своенравная штука, да?

Вспоминаю, как тогда поднялась с земли после того, как толчки прекратились, и увидела, что ничего не осталось, что дом лежит в руинах. Абсолютная тишина подтвердила мою мгновенную догадку. И все равно я стала звать отца. Звала, пока не осипла. Звала до самой ночи.

Я киваю.

Он первым отстраняется от меня.

– Ну что, идем?

После бассейна я ополаскиваюсь под душем и с помощью специального средства стараюсь приручить волосы, убираю их с лица в тщетной надежде, что моя прическа продержится хотя бы несколько часов. Чтобы защитить кожу от жгучего солнца – в Новой Зеландии самый высокий процент заболеваемости меланомой в мире, – беру с собой широкополую шляпу. Для длинных рукавов слишком жарко, поэтому я надеваю сарафан и густо обмазываюсь высокоэффективным солнцезащитным кремом. Взяв сумку из ротанга, я спускаюсь в вестибюль, где мы с Хавьером договорились встретиться.

На этот раз я прихожу первой. Жду его, стоя у окон с видом на площадь. На солнцепеке сидят двойками и тройками, читая и болтая, молодые люди, по виду в основном студенты. У девушек волосы выкрашены в самые невообразимые цвета. У кого-то серебристые с фиолетовыми концами или с оттенками арбуза или листьев. Одна выкрасила пряди в цвета радуги; на ней огромные солнцезащитные очки, на губах – ярко-красная помада.

Давно не чувствовала себя такой молодой, такой свежей. Если вообще мне знакомо это чувство. Когда мне было двадцать, я корпела над учебниками и пахала на двух работах, чтобы свести концы с концами. На то, чтобы расслабляться на солнце, времени почти не оставалось. Сейчас я пронзительно им завидую.

– Чудесно выглядишь, – раздается рядом голос Хавьера.

Я взмахиваю подолом красной юбки.

– У меня только одно платье.

Хавьер хлопает себя по груди.

– А на мне одна из двух моих рубашек. – Сорочка на пуговицах приятного серого цвета в тончайшую голубую полоску. Дорогая. – Не люблю ездить с чемоданом, только ручная кладь.

– Я не столь рациональна, – признаюсь я. Мы направляемся к лифтам, спускаемся на нулевой этаж. Ощущаю запах его одеколона, имеющий непривычный для меня европейский аромат.

– Я с годами к этому пришел. Две хорошие рубашки, джинсы, слаксы, одни туфли, может, еще сандалии.

Двери раздвигаются, и мы выходим на улицу, в зной. Я опускаю на переносицу темные очки.

– Фу-у. Непривычна я к жаре. В Калифорнии прохладнее, по крайней мере, у океана.

– Мне нравится Калифорния, – говорит Хавьер. – Люди дружелюбные.

– Ты там бывал?

– Много раз. – Он тоже прячет глаза за солнцезащитными очками – черными «авиаторами», которые придают ему щегольской вид. – Красиво там. Где ты живешь?

– В Санта-Крузе.

Он морщит лоб.

– Это к югу от Сан-Франциско.

– А-а. И ты после землетрясения все равно осталась там.

– Я никогда не жила дальше шестидесяти миль от больницы, в которой родилась. Калифорнийка до мозга костей.

– И родные твои там же?

– Мама. Сейчас она живет с моим котом.

– Не кот с ней?

– Он боится покидать мой дом, – с тихим смешком отвечаю я, – поэтому она пришла к нему.

– Весьма великодушно с ее стороны.

– Да, – соглашаюсь я, глядя на него.

В глаза мне бросается указатель. Мы дошли до торгового района, который я надеялась найти.

– По-моему, здесь. Сколько у нас времени?

– Сколько потребуется. Мы никуда не торопимся.

– Я хочу походить здесь и поспрашивать.

– Конечно.

Встав в тенечек, я достаю телефон и нахожу кадр, который я пересняла с видео о пожаре в ночном клубе. Показываю его Хавьеру.

– Это твоя сестра?

– Да. – Я смотрю на фото, чувствуя, как меня пробирает нервная дрожь.

– Вы очень разные.

Я фыркаю и тут же жалею об этом: леди подобные звуки не издают.

– Это еще мягко сказано.

Хавьер склоняет набок голову, и в его волнистых волосах переливаются блики света.

– Почему?

– Она миниатюрная. Я – высокая. Она любила (и любит) метафоры, я отдаю предпочтение фактам. – Смотрю на различные магазины. Бутики, по семь платьев одного фасона, висящих в ряд. Трудно представить, чтобы Джози покупала здесь одежду. – Она была абсолютной хиппи. Я – врач. – Дорогой цветочный салон. Несколько ресторанов. – Она была общительной, я – замкнутой. – Я не говорю: «Она была прекрасна, а я – нет», но это и так очевидно. Джози, Дилан и мама были прекрасны. А во мне все видели просто рослую разумную девочку.

Правда, меня это не смущало, честное слово, не считая одного короткого волнительного периода в старших классах, когда я влюбилась в Джеймса. Все остальное время я была рада, что свободна от притязаний красоты. В конце концов, им она добра не принесла.

Мимо идет компания работающих женщин, все в чулках и зауженных книзу юбках. Я в полном замешательстве. Чулки, в такую жару? Я смотрю вслед женщинам, пытаясь вспомнить, когда сама последний раз надевала чулки по какому-нибудь случаю. А носят ли их еще в Америке?

Снова пробегаю глазами витрины. Хавьер ждет.

На мгновение мною овладевают беспокойство, протест, изумление. Зачем я вообще согласилась на эту дурость? И что мне делать, если найду ее? При этой мысли на меня накатывает тошнота.

– Будешь показывать ее фото?

Я делаю глубокий вдох.

– Пожалуй.

Он достает свой телефон и фотографирует кадр на моем экране.

– Я попытаю удачу в магазинах на противоположной стороне, да?

– Конечно.

Он идет через дорогу, а я обхожу бутики и магазины на своей стороне. Пройдя весь ряд, мы встречаемся и вместе приближаемся к итальянскому ресторану, что я отметила на карте. Немного нервничая, я останавливаюсь в нерешительности и просматриваю меню на элегантной стойке. У меня текут слюнки.

– Ух ты, у них есть канноли [18] Канноли – традиционный сицилийский десерт, представляет собой хрустящую вафельную трубочку, начиненную сыром рикоттой с добавлением цукатов и разных сиропов. по-сицилийски.

– Чем сицилийские отличаются от традиционных?

– Они начинены рикоттой, а не кремом. Очень вкусно.

Перед рестораном у стойки возится, готовясь к приему посетителей, высокая опрятная женщина с сияющими медными волосами. По моем приближении она дарит мне лучезарную улыбку.

– Мы еще не открыты для посетителей, но я буду рада забронировать для вас столик.

– Нет, спасибо. Я ищу одного человека.

– О? – Ее ладони по-прежнему лежат на салфетках, которые она складывает.

Я показываю фото сестры на экране телефона.

– Вы видели эту женщину?

Ее лицо разглаживается.