Юрий Щекочихин - Армия жизни

Федор Федорович.Да ты не бойся. Не маленький — понимаю. Гонорар твой. Мало будет — добавим. Мы — не газета, копеек не считаем. Так что — не волнуйся.

Поворотов.Да я не из-за этого волнуюсь. Я за вашу дочь волнуюсь.

Федор Федорович.А ты не волнуйся.

Поворотов.А я волнуюсь!

Федор Федорович.А ты не волнуйся. Ну, пришла девке блажь…

Поворотов (уже заведенный). Да я не из-за этого волнуюсь. В конце концов, что это такое! Да как так можно? Вы же… Вы же своей дочери жизнь портите!

Федор Федорович (с интересом глядя на Поворотова). А ты не волнуйся. Она за «шелкографией» носиться не будет.

Поворотов.Ну уж, конечно. Конечно… Но это же слово! Вы понимаете, слово. Это — не обои. Это — не плинтус! Это — не «шелкография», в конце концов!

Федор Федорович.Вот как заговорил?

Поворотов.А вот так. Вот так.

Федор Федорович.Я же тебя по-человечески просил.

Поворотов (заводясь все больше и больше). Это, по-вашему, я не по-человечески!

Федор Федорович (тожезаводясь). О!.. О!.. О!.. Тля бумажная.

Поворотов.Вон отсюда!

Федор Федорович.А… Теперь, значит, вон! Ну ладно… (Царственно идя к двери.) Будет тебе и керогаз, будет тебе и керосинка, будет тебе и баня с финскими веничками.

Поворотов.Вон из моего дома!

Федор Федорович (оборачиваясь). Подумаешь, шишка на ровном месте. Да у меня в первом подъезде тоже писатель живет, в третьем — доктор наук!

Поворотов.Вон, а то я могу ударить!

Федор Федорович (открывая дверь). О! О! О! (Передразнивает гнусавым голосом) «Вон, а то я могу ударить!» Клоп! (Хлопает дверью.)

Поворотов один. Телефонный звонок. Поворотов не снимает трубку. Стоит растерянный посредине комнаты. Берет сантиметр. Наклоняется над шкафом. Встает. Идет к двери, снимает с вешалки плащ и, одеваясь на ходу, убегает.

Квартира, где прошлую ночь гуляла компания. Задернуты шторы, сквозь них еле-еле пробивается дневной свет. В квартире совершеннейший беспорядок. Но не простой, а какой-то «батальный», как на полотнах Верещагина. Смешались столы и диваны. На столе, уставленном остатками еды, стоит аквариум, из которого торчит бутылка из-под шампанского. Пятна на обоях, видимо, от вина. На люстре висит шуба с пришпиленным к ней плакатом, на котором буквами выведено: «Пой, ласточка, пой». Итак далее. Но еще более странное зрелище представляют собой приятели и приятельницы Димы, застывшие во сне в самых невероятных позах и в самых невероятных местах. Двое, например, сжались, обнявшись, в кресле. Чьи-то ноги торчат из-за балконной двери. Чьи-то руки свесились со стола. Один спит стоя, а возле его ног на коленях спит девочка. И так далее.

В квартиру входят Дима и его приятель Миша. Они медленно и спокойно обходят «следы» сражений, стараясь не пропустить ни одной детали. Заглядывают в лицо каждому: то приседают на колени перед кем-то, то, напротив, встают на стул, чтобы рассмотреть, кто же это там уснул на шкафу. Потом подходят к столу, отодвигают чью-то руку, вытаскивают тарелку с колбасой. Жуют. Находят на полу полбатона. Жуют. Садятся на пол, вытянув ноги. С колбасой и хлебом.

Дима.«Спартак» — дохлая команда. Первая тройка ничего, а вторая не тянет. Что пишут — тянет — это ерунда… Не тянет. Думаешь, тянет?

Миша(жуя). Ноу.

Дима.«Химик», правда, ничего, но все равно. Ты видел, как он играл с «Кристаллом»? Позор. Я бы на их месте покраснел, а ты?

Миша(жуя). Нес, офкоз.

Дима.В ЦСКА, правда, ничего есть ребята, но ты знаешь, посмотришь иногда… (Внимательно смотрит на старинное кресло, стоящее в углу. Встает, идет к нему.) Класс все-таки потерян, скажи, Майкл?

Миша.О, йес.

Дима (берет за руки парня, уснувшего в кресле, стягивает его на пол, как труп). Что-то утеряно… Темп, что ли? (Сгибается перед креслом, пытается прочесть, что написано на бронзовой табличке на ножке.) А может, тактика? Нет, все равно чехи нам врежут. Ты как считаешь, врежут или не врежут? (Усаживается в кресло, стараясь как можно лучше устроить там свое тело.) А, Майкл?

Миша.Финита ля комедиа.

Дима.Дело в тренерах. Пока нет настоящего тренера — каюк. Бессмысленно. Правда, Майкл? (Встает с кресла, идет по направлению к двери, на ходу взмахом руки поднимая Мишу.)

Миша (встает, медленно, как и сам Дима, идет по квартире по направлению к двери, жуя). Шерше ля фам.

Дима.Нет, не скажи. Страдает подготовка кадров. Нет резервов. Детские спортивные школы ничего не дают. Все это фикция. Правда, Майкл?

Миша.Гутен таг. Ауфвидерзейн.

Дима.А с другой (оборачивается, окидывает взглядом кресло) стороны, посмотри хотя бы на Мальцева…

Голоса становятся глуше. Дима и Миша уходят из квартиры.

Конец первой части.

Квартира Поворотова пуста. Кроме мебели, нет никого. Слышно, как щелкает ключ в замке. Открывается дверь. Входит Лина. Подходит к раскладушке, присаживается на нее, гладит рукой подушку. Встает. Подходит к письменному столу, проводит рукой по его поверхности. Садится в кресло. Встает. Идет к шкафу, останавливается перед ним. Телефонный звонок.

Лина (снимает трубку). Алло! Нет-нет, это какое-то недоразумение. Здесь живет писатель. Он не торгует старинной мебелью. Вы ошиблись. Увы, ничем не могу помочь. Извините. (Вешает трубку. Возвращается к шкафу, стоит в нерешительности перед ним. Все-таки открывает нижний ящик шкафа, достает рукопись, медленно, почти по складам читает.) «В полночь… 4 октября… когда планета Марс повисла прямо над моей головой, понял я… что жизнь моя… Которой ранее так… Так гордился…» (Откладывает страницу, очень бережно, как живую, читает с самой середины второй.) «Как описать в точности не только человеческую жизнь… Как она представляется современникам… Современникам… Но и узнать ощущения его от этой жизни… Чтобы понять все несовпадения ощущений отдельных граждан, следящих пристально за его биографией, как пастух за стадом… И его собственные ощущения…» (И эту страницу так же бережно откладывает в сторону, читает дальше.) «Нет, невозможно, невозможно, — сказала она. — Ты смотришь на жизнь, как на стол, который к твоему приходу должны были сервировать. А жизнь совсем другое, я уже не говорю о счастье…» А жизнь — совсем другое… (И эту страницу Лина также откладывает в сторону, читает четвертую с середины, машинально таким же трепетным голосом.) «Панорама новых жилых массивов. На экране бегут дети с портфелями…» (Останавливается, недоуменно смотрит в лист, читает уже по-другому, удивленно.) «Панорама новых жилых массивов. На экране бегут дети с портфелями…» (Все также удивленно заглядывает в четвертую страницу.) «Панорама старых жилых массивов. Бульдозер…» (В восьмую, наугад в сотую.) «Панорама новых жилых массивов. На экране спешат на работу».