Юрий Щекочихин - Армия жизни

Понимаю, как беззащитно воображение перед лицом фактов, как хочется увидеть фамилии, имена, должности этих таинственных «собеседников». Но что делать?! На телефонные звонки не поставишь исходящие номера, намек не скрепляется датой и подписью, «пожелания» не подшиваются в архивы. Да и самих этих деятелей очищающие ветры наших дней уже смели с общественной арены. Но это — сегодня. А тогда были звонки, намеки и пожелания.

И вот они снова выясняют, кто такой Розовайкин, чего он, собственно, добивается. Объясняют, что курсант «зарвался». И вносят предложение: «пощупать» его с помощью милиции, неужели за парнем ничего нельзя найти этакое, наказуемое? Если постараются, то найдут!

Николай Розовайкин был арестован в Москве, на квартире у родственников по телефонограмме из Одессы с просьбой срочно задержать опасного преступника и препроводить по месту жительства. На четвертый день его передали с рук на руки работникам одесской милиции, старшему лейтенанту и старшине.

Втроем вышли они из отделения, доехали до аэропорта, поднялись по трапу в самолет. Лететь до Одессы полтора часа: достаточно, чтобы познакомиться, разговориться, излить душу. Но все трое молчали. Только старшина сказал куда-то в пространство: «Ну что, будешь еще ездить жаловаться?» Николай пожал плечами. Он понимал, что эти двое прилетели за ним не по своей воле, а по служебному предписанию.

Его привезли, расписались где надо, и Николай предстал перед следователем райотдела милиции, молодым, но, как считало начальство, перспективным. Из тех, кто понимал все с лёта.

Следователь предъявил постановление о привлечении Розовайкина в качестве обвиняемого. От него Николай неожиданно узнал и о том, что уголовное дело было, оказывается, возбуждено тогда, когда он находился не в Одессе, а в Москве, и о том, из-за чего же разгорелся такой сыр-бор, из-за чего была организована операция в стиле кинобоевиков: арест, ошарашенные глаза родственников, не подозревавших, какого рецидивиста приютили они под своим кровом.

Ставили ему в вину, говоря языком Уголовного кодекса, во-первых, тунеядство, а во-вторых, дерзкое хулиганство. Хулиганство это было совершено (как свидетельствовал документ, который ему предстояло подписать) 1 июля в 10 часов утра во дворе дома, где Николай родился, вырос и жил. Оказывается, когда в то утро во двор пришла комиссия во главе с заместителем председателя райисполкома, чтобы выяснить, правомерно или нет один из соседей расширил свой балкон, якобы он, Николай Розовайкин, начал оскорблять членов комиссии, «выражаться нецензурной бранью». Мало этого, он будто бы заставил своего старшего брата Виктора накинуться с кулаками на представителей власти! — и порвать одному из них подкладку на пиджаке.

Те, кто приказал начать следствие, точно знали, что Виктор — брат Николая — с детства парализован, он инвалид первой группы, человек абсолютно беспомощный и физически не способен — заставляй его или не заставляй — кинуться на кого-нибудь с кулаками!

Точно так же знали и то, что не «паразитический образ жизни» ведет Николай — учится на вечернем отделении института и в Университете марксизма-ленинизма, что не на «нетрудовые доходы» он существует, а на деньги, заработанные честным трудом, не «тунеядствует», а добивается восстановления на работе, от которой необоснованно освобожден.

Но слишком много беспокойства он доставлял поисками справедливости, слишком много писал, слишком много говорил. И поэтому следователь слушал обвиняемого холодно и спокойно твердил: «Давай подписывай!»

— Вы нарушаете закон! Вершите беззаконие! Я требую свидания с районным прокурором! — горячился Николай.

— Прокурор не хочет тебя видеть, — отвечал следователь.

Молодой и перспективный следователь работал прилежно: вновь и вновь требовал признания вины, во что бы то ни стало пытаясь доказать, что Николай оскорблял, выражался и подстрекал своего парализованного брата.

По многочисленным протестам следователя сменили. Но и новый продолжил дело коллеги, точно так же безуспешно пытаясь заставить Николая признать себя виновным.

Так продолжалось двадцать (!) месяцев, в течение которых ни в чем не повинный человек был изолирован от общества. Пока наконец суд после шестидневного (!) рассмотрения уголовного дела по обвинению Николая в паразитическом образе жизни и злостном хулиганстве не пришел к выводу (цитируем приговор), что «утверждение органов следствия о том, что Розовайкин Н.Л. подстрекал к совершению хулиганских действий своего брата Виктора… лишено убедительности». Точно так же он был оправдан и по необоснованному обвинению в «паразитическом образе жизни». Оправдан по всем статьям и освобожден из-под стражи в зале суда.

После освобождения Николай пришел в Черноморское морское пароходство, и ему, специалисту высокого класса, проработавшему после окончания училища за рубежом, нашли работу…

Вскоре Николая Розовайкина можно было встретить на территории Одесского порта. Какой-нибудь любознательный турист, вдруг сошедший с гранитных набережных в пыльные, скрипящие разными голосами, пропитанные терпкими запахами недра порта, мог бы, увидев ладного парня с матросской выправкой и метлой в руках, поразмышлять о превратностях судьбы: что ж, кому-то стоять на мостике, кому-то орудовать метлой, одним словом, жизнь — и так далее.

Но для своих этот парень был обыкновенным уборщиком причалов, и даже те, кто подозревал о чем-то необычном, вопросами не донимали: метет — и метет. Иногда, правда, его встречали бывшие однокурсники по мореходке, и, наблюдая, как проходит его жизнь, и, боясь обидеть рассказами о том, как проходит их жизнь, перекидывались ничего не значащими словами. Тем из них, кто пытался шутить: «Что, отличник? Таблицу умножения доучиваешь, чтобы правду найти?» — он отвечал жестко и коротко: «Правда — есть! Увидишь!»

И продолжал мести причалы.

Он захотел восстановиться на четвертом курсе института, где прервал обучение не по своей вине. Ему было отказано. «У нас нет, — сказали ему, — факультета для уборщиков причала».

Вряд ли нашелся человек в Одессе, который осмелился бы предсказать подобную судьбу члену Одесского областного комитета комсомола, секретарю комсомольской организации знаменитого мореходного училища загранплавания, выпускнику этого же училища, окончившему его с красным дипломом, студенту вечернего отделения Института инженеров морского флота, молодому коммунисту и просто молодому человеку.

Жизнь — то же море (вспомним этот образ, раз уж мы в Одессе). Так же налетают волны, гремят шторма, наступает спокойное время штилей. И точно так же, как в жизни, кому-то первым принимать на себя удары шторма, подставлять себя под разные напасти и трудности.