Юрий Щекочихин - Армия жизни

Алекс

Задолго до того, как мы познакомились, Нина написала следующий текст:

«…Как-то у Ольги после принятия наркотиков у всех было приподнятое настроение. Я желала поднять свое настроение и попросила у Ольги какие-нибудь таблетки. Она мне дала таблетки белого цвета. Я их проглотила, и после этого у меня появилось такое ощущение, что тяжело мне вставать, я летаю, шум в голове. Все это мне было приятно…»

Дальше, без перехода, про своего знакомого Олега:

«Олег сам по себе неплохой парень. По характеру добрый, отзывчивый, может выслушать, дать какой-нибудь совет. Он увлекается наркотиками, любит выпить. Однажды Ольга сделала какую-то наколку на руке. Олег ее ругал, называл дурой. Одним словом, отчитывал ее. В отличие от Олега Ольга не добрая девушка, злая, любит драться. Она увлекается наркотиками, приобретая их за деньги…». Через страницу, заполненную воспоминаниями о других своих знакомых юношах и девушках: тот добрый, а этот пристает, одна «обманщица», а вторая «дерется редко» — продолжение наркотической темы:

«После того, как я у Ольги приучилась употреблять наркотики, меня до того тянуло к наркотикам, что я в аптечке у бабушки не оставляла лекарств. Естественно, я уже знала, какие таблетки можно употреблять. Я так пристрастилась к ним, что даже один раз в состоянии наркотического опьянения мне виделись чертики, которые выглядывали из-за угла. Я начала с 2–3 таблеток, потом уже дошла до 10. От компании Ольги я отошла где-то в марте, из-за преследований матери. Честно говоря, я уже чувствовала, до чего меня доведут наркотики. Мать узнала обо всем из письма, которое я написала к подруге в Таллин. У меня сил не было все рассказать матери, потому я прибегла к письму. Я положила его на видное место, чтобы мать смогла его прочитать. Тем самым она подключилась бы и помогла бы мне. Так и получилось. И мы вроде обо всем договорились. Но я свои обещания не выполнила. Я не могу удержаться от употребления наркотиков. Обманывала мать и уходила из дома. Но мать сама жила тяжело, и поэтому или не понимала меня, или у нее сдавали нервы, и она поступала со мной очень жестоко.

Где-то в январе 1986 года я возле подъезда встретила двух парней. Вернее, трех. Они меня проводили до дома. Один из них был Стас, с которым мы подружились. Я узнала, что и он употребляет наркотики. Однажды он пришел на свидание очень злым. Я спросила, что с ним. Он после долгого молчания попросил меня сходить к какому-то парню и попросить мак. Когда я спросила его, почему он сам не идет, Стас сказал, что тот ему не даст. Тогда я тоже отказалась пойти, но он уговаривал пойти, говоря, что мне дадут, если я хорошо «попрошу».

Я догадалась, что там меня должны были изнасиловать, а за это дать для него наркотики…

Летом я встретилась с еще одной Ольгой, и она призналась мне, что тоже увлекается наркотиками…»

И так далее, на десятке страниц, исписанных еще не устоявшимся, ученическим почерком: 2 года жизни, с 14 до 16 лет.

Свое 16-летие Нина встретила в клинике для наркоманов. Я увиделся с ней через две недели после того, как ее выписали оттуда, и когда я переписывал в блокнот этот ее рассказ о жизни, то чувствовал на себе ее внимательный взгляд. Когда отрывался от блокнота, она предупредительно спрашивала: «Почерк плохой, да?» И — кокетливо улыбалась. Если бы не эта улыбка, то ее — маленькую, тоненькую, юнее своих юных шестнадцати, — можно было бы легко представить в каком-нибудь строю, на какой-нибудь торжественной линейке…

— Нина, скажи, где ты брала деньги на наркотики?

Она снова улыбается:

— У детей маленьких отбирала…

— То есть, грабила?

Улыбка шире:

— То, что я забирала у малышей деньги, — это не преступление. И между прочим, наши ребята, которые на бильярде играют, в день по 50 рублей зарабатывают.

Я сомневаюсь, она мне начинает с жаром доказывать, что это так, «по 50 в день», рассказывает про какого-то феноменального восьмиклассника, который «заколачивает по 100».

Спрашиваю, часто ли ей приходилось участвовать в драках?

— Не помню.

— Ну 100 раз? Или 2 раза?

— Больше 20.

Пытаюсь выяснить, есть ли молодой человек, которого она любит и который любит ее?

— Было много, но это увлечения, а не любовь. Сначала интересно, а потом надоедает.

— То есть, тебе пока не повезло?

— У меня были праздники каждый день, — не соглашается она.

— А у твоих приятелей?

Вспоминает, вижу, как вспоминает: морщит лоб, поднимает глаза к потолку:

— Один парень так накурился, что стал себе вены резать. Из-за девчонки… — усмехается.

— Скажи, как ты представляешь себе будущее?

— Я его никак не представляю.

— Что значит «никак»? У тебя же будет семья…

— Я не думаю о семье… — и вдруг зло: — Всем от этого будет легче, если меня не будет!.. Хуже места, чем больница, в которой я лежала, все равно нет!.. И если передо мной снова будет лежать дурь, то я все равно не удержусь…

Мне показалось, что она заплачет. Но ошибся. Вдруг спросила, в какой газете будет напечатано интервью с ней. Повторил, в какой, если будет напечатано.

— Надо будет ребятам показать… — ослепительно улыбнулась.

Тогда я задал вопрос, ради которого я и встретился с шестнадцатилетней Ниной:

— Кто же эти люди, которые продавали тебе наркотики?

— Да я сама в этом виновата! Сама! Половина моих знакомых ребят — наркоманы. Вы что, не знаете этого?

Пытаюсь в ответ выстроить какую-то «педагогическую» фразу: то ли, что эта «половина» из тех, кого она сама, лично знает и такой уж, значит, выходит круг знакомых; то ли о том, что те, кто торгует, куда более виновны, чем она, ну, конечно же, виноватая…

Второй разговор — не менее легкий — с ровесником Нины, шестнадцатилетним Сашей. Его «стаж» — 3 года, то есть с 13 лет. Приведу этот диалог, каким он остался в моем блокноте.

— Кто тебя, так сказать, «угостил» впервые?

— Старшие ребята… Это было в моде: на улице, во дворе, возле школы. Папиросу пустили по кругу — дошла очередь и до меня.

— И после этого ты уже и начал искать тех, кто мог бы тебе дать наркотики?

— Сначала не было никаких ощущений, но примерно через 2 месяца мы пошли в одно место у нас в городе: они обычно за больницей собирались, настройке… Там сидело человек 5 или 6. Два типа — уже скурившиеся.

— Что значит, «скурившиеся»?

— Сами взрослые, а по внешнему виду — хуже нас: маленькие, сморщенные… Мы попросили, нам дали.

— То есть, тебе давали наркотики бесплатно? Учитывали твой детский возраст?

— Это только вначале… Потом пришлось покупать. Я знал места, где обычно собирались те, кто торгует наркотиками. Это сейчас всех зажали, а еще года 2 назад было легко купить. К тебе подходили и предлагали, а ты еще выбирал, у кого получше…