Нина Халикова - Желания требуют жертв

Евгений сидел рядом с Асей. Он не смотрел на неё, не обнимал, как полагается свежеиспечённому кавалеру, даже не держал её за руку, он казался Асе возмутительно равнодушным, и она не понимала почему. Она расценила его сдержанность как чёрствость и несколько раз спросила себя, что же она здесь делает, — здесь, рядом с этим мужчиной, который через час или около того станет её любовником, а она при этом совершенно ничего не чувствует.

В огромном холе отеля Ася вдруг опомнилась, встрепенулась, растерялась, смутилась собственного легкомыслия и категорически отказалась подходить к стойке, спрятавшись, как дикарка, за мраморную колонну, опасаясь непонятно чьего осуждения. Однако её тревоги были напрасны, никому в отеле не было дело до Аси Петровской и Евгения Васильева. Им выдали ключи, не задавая никаких вопросов, коридорный донёс её чемодан и его сумку, открыл номер и незаметно исчез, притворив за собой дверь. Они наконец- то остались одни. Номер оказался небольшим, но очень милым, в светлых тонах, с огромным окном во всю стену, выходящим на море, и кроватью, занимающей почти всё свободное пространство. Ася не понимала, что ей дальше делать и, чтобы не стоять вжавшись в стенку, она одёрнула прозрачную штору и вышла на балкон. Уже совсем стемнело, и моря не было видно, лишь слышалось его непрерывное шуршание со всех сторон, и оно завораживало, лёгкий ветерок тут же завозился в Асиных волосах, которые в ту пору были всё того же ярко-рыжего, почти огненного цвета.

— Тебе белого или красного? — Евгений стоял рядом с ней, сейчас он выглядел напряжённым, но довольным. Ася, впервые оторвавшись от сцены, карьеры, изматывающей театральной суеты, увидела, как он красив. Почему же она прежде не видела его подтянутого мускулистого тела, непослушных льняных волос, спадающих на загорелое почти мальчишеское лицо, как она могла не замечать этих глаз цвета моря, только более тёплых и глубоких. Он выглядел соблазнительно, и Асе от этого почему-то стало больно и стыдно, её сердце со сладостным страхом завозилось под рёбрами. «Что же теперь будет? — лениво проносилось в голове у Аси, — только бы пронесло. Нет, поздно, не пронесёт. Ещё ничего не было, а я трепещу, как осиновый лист, что же со мной станет после ночи любви?»

— Здесь неподалёку есть рынок. Пока он не закрылся, я пойду куплю на ужин местного сыра, помидоров, — очень просто, почти по-семейному сказал Евгений, — а ты пока располагайся, распаковывайся. Но если хочешь, пойдём вместе.

«Вместе, — подумала Ася, — как странно и как просто он сказал „вместе“». Она с мужчинами работала в паре, иногда проводила ночи, но вот так взять и пойти на базар за помидорами…

— Я, пожалуй, останусь в номере, приму душ с дороги.

Когда он вернулся с рынка, нагруженный какими-то авоськами с южными помидорами, сыром и вином, луна взошла уже высоко, холодно всматриваясь в стальную темноту ночи. Ася в это время дрожащими руками раскладывала свои множественные дамские принадлежности в ванной комнате. Она до смерти боялась, но ждала предстоящей любви. Евгений как будто понял это. Он вошёл в ванную, взял Асю за руку и повёл в комнату. Осторожно притянул её к себе, взял её лицо в свои руки и стал нежно покрывать поцелуями щёки, лоб, подбородок, совсем позабыв про губы. Ася чувствовала его на плечах, на шее, на висках, она почти изнывала от нетерпения и уже собралась сама перейти в наступление, но тут он наконец-то вспомнил, отыскал её губы своими, и их дыхания перемешались, их тела мгновенно переплелись в белоснежном сатиновом ложе для новобрачных. Ася лишь мельком успела заметить, как высокая непроницаемая луна ускользнула от её глаз куда-то в темноту, исчезла, разбилась, разлетелась на части или попросту потерялась из виду. И она вслед за луной, почти умирая или теряя сознание в каком-то предсмертном огненном блаженстве, в душном дурмане нарастающих поцелуев, окончательно растворилась в синеватом блеске его горящих, темнеющих глаз…

Заложив костистые руки за голову, Ася сидела в плетёном шезлонге на пляже под неистово-белыми лучами, столь обычными в это время года, и не сопротивлялась, потому что у неё не было сил. В сине-голубой дали покачивались крохотные судёнышки с белыми парусами, словно далекие несбывшиеся мечты, а безжалостное солнце протыкало их насквозь своими красными острыми пиками и далее вонзалось в прохладную воду. Утомлённая бессонными ночами, Ася ненадолго задремала, погрузилась в пустоту, в небытие, а открыв глаза, наткнулась взглядом всё на то же море. Только теперь ей показалось, что от его невозможно-синего, ослепительного света веяло чем-то давно позабытым, очень важным и светлым, очень настоящим, из детства, чем-то давно исчезнувшем в повседневной сутолоке жизни, а сейчас вдруг остро напомнившим о себе, то ли о блаженном запахе свежескошенной травы вперемешку с городским теплом раскалённого асфальта, то ли об утренних рассветах летних каникул с настежь распахнутым окном и жужжанием над ухом надоедливых ночных комаров, — словом, о банальном счастье, с его наивной безмятежностью, которое и есть самое настоящее.

От этих завораживающих, сулящих покой и наслаждение запахов глаза Аси сверкали на августовском солнце лихорадочным блеском. Евгений лежал рядом на песке, не глядя на неё, уткнувшись лицом в полотенце. Ася рассеянно залюбовалась на его затылок цвета льна и почувствовала лёгкий приступ раздражения, не сумев осознать, что именно её так задело. Ей хотелось влезть в этот его затылок и прочитать его мысли. О чём он думает? Что вообще в его голове, до которой можно легко дотянуться рукой и дотронуться? Да, сейчас можно дотронуться, но этому вот-вот придёт конец, это закончится слишком скоро, и она не сможет обнимать его спящего и такого беззащитного. Думает ли он о том, что через тридцать два часа им предстоит расстаться, вернуться в свои привычные жизни и как это будет?

Она вдруг поняла, почему на людях он не оказывает ей должных знаков внимания, тщеславно не обнимает при всех, не трётся щекой об её руку или плечо — в общем, не устраивает показательных ласк на виду, а ведёт себя более чем сдержанно. Ну, во-первых, здраво рассудила Ася Петровская, откровенная любовная прилюдная суета, это не слишком деликатно по отношению к окружающим людям, которым это может быть совершенно неинтересно, и, во-вторых, дальше этого многообещающего, довольно подробного и неуместного в обществе пыла, скорее всего, дело не идёт, не может идти, не способно идти и доставлять удовольствие. Чем активнее афишируется любовь, тем больше люди лгут и себе и другим, показывая, как им хорошо вместе. Пришло ясное осознание, чем выше внутренний трепет от обладания друг другом, тем тщательнее это скрывается на людях. По-настоящему счастливые, довольные любовники стараются не смотреть друг на друга, опасаются прикосновений, а от случайно встретившихся взглядов они краснеют, почтительно отводят глаза, приходят в растерянность и замешательство и поскорее отскакивают друг от друга в ожидании очередной пылкой встречи, их сокровенной тайны за семью печатями.