Алла Хемлин - Интересная Фаина

Любочка умерла в шестнадцать лет, а Михайлинскому с женой получилось уже под самые пятьдесят. Любочка была у папы с мамой сильно поздненькая. Считай, жить папе с мамой уже было некогда, тем более родить хоть кого.

Любочкина мама сразу взяла и наложила на себя руки.

Михайлинский тоже начал собираться насчет своих рук, тем более на очереди со своими руками уже стояла старая михайлинская мама.

Михайлинский ничего на себя не наложил.

Михайлинский сказал своей маме, что, если что, сын всегда пропустит маму по очереди вперед себя, а сам возьмет и попробует через науку воскресить свою дочечку.

Мама сказала, что если пошел разговор про воскресение, так маме сильно интересно, и мама еще сколько-то подождет.

Мама спросила Михайлинского про михайлинскую жену.

Михайлинский сказал, что свою жену воскрешать не будет из-за сильной обиды, зачем она не договорилась со всеми на свете по-хорошему, а сразу со своими руками полезла без очереди.

Нина Григорьевна сказала, что про Михайлинского люди начали говорить разное.

Некоторые люди говорили, что Михайлинский ездит по темным уголочкам и тихонечко собирает ничейных молодых покойниц, чтоб узнать сильно важное насчет воскресения Любочки.

Еще некоторые люди говорили, что тем, у кого покойницы — девушки под годы Любочке и умерли не дальше года тому, сильно повезло. Про год сказал сам Михайлинский. Что если больше года, тогда Михайлинский не возьмется своими руками за покойницу ни за какие деньги. Тем более что люди уже положили Михайлинскому на науку сильно по скольку-то.

Еще Михайлинский сразу сказал, что пускай все люди честно принесут бумаги про своих покойниц, что наука покойниц не резала, что покойницы получились в земле целыми и невредимыми.

Интересно, что Михайлинский свою целую дочечку в землю не положил, а положил в научный ящик и чем-то залил от ск и са.

Когда Михайлинский сказал людям, что работа сделается только к следующей Пасхе, люди сильно заволновались, потому что у людей начали проходить все на свете сроки по году.

У Михайлинского срок тоже поджимал, а не сильно. Потому что в ящичке — это вам не в земле. В земле от ск и са не спасешься.

Люди решили, что Михайлинский свою дочечку оживить успеет хоть что, а другим лежать себе с Богом до радостного утра такого-то пришествия.

Нина Григорьевна сказала, что пускай Любочка ради Бога узнает, где у Михайлинского стоит ящичек с Любочкой, а потом возьмет и нальет оттуда научное от ск и са в бидончик. А на старое место пускай Любочка нальет кипяченую водичку — не горячую и не холодную тоже, чтоб Любочка не обиделась. Нина Григорьевна возьмет бидончик с научным от ск и са и выльет на Таисочкину могилку. Может, если что, Таисочка и дотянет на одном бидончике. Оно б хорошо было налить и побольше. Но если налить побольше, так ящичек сразу заметит, скажет Михайлинскому, и Нине Григорьевне получится неудобно.

Фаина подумала минуточку, а потом сказала, что поможет Нине Григорьевне, чем сможет.

Что пускай Нина Григорьевна через два дня придет в беседку часа в три.

И вот Фаина пришла в свою комнату и начала думать и складывать у себя в голове, чтоб там получилось хоть что.

Фаина хотела сложить и получить у себя в голове про Нину Григорьевну с Таисочкой, про свою кровь с молоком на чистом сливочном масле, а там не складывалось и тем более не получалось.

В фаинской голове стало тесно. Там уже и так было тесно. Там уже сидели все на свете кто где, ручки на коленках, и в голос говорили каждый про свое.

Мама про то, Новиков про сё, Серковский про это.

И Елизавета говорила, и Марина, и Пилипейка, и Одарка, и Галина с Герасимуком, и Боровикова с Лесовской, и Петр с Марксом, и муха с мухой, и чистое сливочное масло с чистым сливочным маслом, и бумажки-веревочки с всякими щелями, и зайчик с попугайчиком.

И Карилопсис говорил со всем на свете пахучим.

Куры говорили с курями про человеческие петельки-крючочки.

Тут еще карандашик взял и начал говорить про прах к праху.

Карандашик начал говорить, а сам начал колоть все стороны света фаинской головы.

И до того фаинской голове стало колко, что фаинская голова тихонечко развязала какой-то на свете узелок и тихонечко сказала «Оп!».

Фаина не подумала, что поперхнулась, потому что как раз вспомнила про бородатую женщину Занзизу.

Фаине начало вспоминаться, чтó в разрезанном фаинском животе прочиталось по крючочкам и петелькам такое-то и такое-то.

И вот такое-то как раз дошло до такого-го крючочка и остановилось.

Фаина была хоть и дурочка, а не дурочка. Дурочка б пошла к Михайлинскому и попросила себе еще один беспамятный сон.

А Фаина понимала, что сильно важный сон дается человеку один раз и прочитать его нужно так, чтоб.

Другая б дурочка взяла ножик и сама себя разрезала, чтоб дочитать до сильно нужного, и тем более дальше.

А Фаина подумала, что человеку самому без Занзизы ножиком резаться не дано.

Что самому можно зацепить за петельку или за крючочек, тогда сильно важное прочитается не так. Что не в беспамятном сне человеку не дано хорошо прочитать в своих кишках сильно важное.

Фаина перестала складывать другое с другим, взяла у кухарки бидончик и пошла, куда пошлось.

Пошлось Фаине в комнату с кишками под бумажками.

Фаина постояла посредине, посмотрела на все углы.

В углу, который по счету был третий, угла не было, а была докторская ширмочка.

Фаина сдвинула ширмочку в сторону.

За ширмочкой угла тоже не было, а наскоски была дверка под рост большой собаки.

Фаина начала искать, где у дверки ручка, а ручки не было.

И замочка тоже не было.

Фаина толкнула дверку, и дверка открылась и не закрылась сама. У дверки как раз получилось хорошо, потому что в кладовке ничего никому не светило.

Посередине кладовки на столе вроде мертвецкого стоял ящик, накрытый чистенькой простынкой.

Фаина сняла простынку, сложила уголочек к уголочку и положила в сторонке на пол.

Ящик был сделан из сильно толстого стекла.

Фаинские глаза видели плохо. Фаина подумала, что в ящик напихались распущенные клубки из пушистых ниток шерсти, которые еще все взяли и заузлились.

Когда Фаина была маленькая, у Фаины руки тянулись захватить кончик ниточки на катушке или в клубке и потянуть со всей силы.

Мать ругала дочечку, потому что потянутые нитки сильно узлились и не давались кругленько смотаться назад.

Фаина поставила бидончик на пол и начала трогать ящичные строны с углами. Стороны сильно держались друг за друга и за углы замазкой.

Замазка была сильно похожая на замазку из окна, в котором жила неумирущая муха.