Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Через некоторое время на место приезжают менты и – по доброй и тупой традиции отечественных силовиков – девушка-следачка на каблуках. Наверно, неудобно ей было идти за Туполевым, который повел их на точку напрямки от штаба, а не по дорожкам.

Менты пялятся на тело, чуть ли не выстроившись в кружок, как дети вокруг льва в мультике про каникулы Бонифация. Я подхожу к Туполеву:

– Слушай, скажи их старшему, чтобы не топтали, тут же в снегу стопудово следы маньяка, их бы снять.

Через 10 минут менты объявляют нам:

– Всё, можете идти.

Ну блять.

– Сначала наши следы снимите хоть на фото, чтобы потом отличить от протектора маньяка.

Они снимают наши следы. Молодцы, хоть послушали.

Мы курим, пьем кофе, Туполев говорит с родителями девочки и ее «парнем». Потом он подходит к нам: «Менты позвонили, надо ехать объяснения давать».

И вот мы сидим, курим напротив опера.

– Слушай, а че они у вас толпой в 10 человек приехали на труп? – спрашиваю.

– Шутишь? У нас тут изнасилование – такая редкость. Посмотреть пошли, интересно же.

– Они ж тебе там всё затоптали.

– Да я и так раскрою. Тут один откинулся недавно, с тремя изнасилованиями, наверняка он.

Мы едем домой – и я почему-то думаю о «насухую», как недавно выразилась Оса. Неприятно и тяжело, наверное, на морозе, да насухую.

Зимой 14-го года мое смирение достигло апогея так же, как и курс доллара. Я купил Осе новогодний подарок – тот дорогой комп, от Apple, в злоебучий кредит. Шикарный комп меня поразил: это был по сути монитор, внутри которого – вся начинка. Очень красивый – и так странно смотревшийся в квартире Осы, которая была забита расшатанной дешевой «Икеей», напоминавшей о том, что «жирные» времена подошли к концу.

Я курил на балконе, смотрел на окна сгоревших квартир в доме напротив и думал, какой же это всё пиздец.

– Давай Новый год с моими праздновать? – протянул я жалкую руку, трясущуюся руку смиренного прокаженного.

– Давай.

Новый год шел нормально. Пожирая майонез, в котором плавало оливье, выпив коньяка и шампанского, я чувствовал удовлетворенность. Хотелось минета.

Мы оставались ночевать у моих, и я написал Осе сообщение о новогоднем подарке, который я жду под одеялом, не под елочкой. Она ухмыльнулась: окей.

Потом президент гнал телегу про тяжелую годину, когда мы вынуждены убивать братский народ и сбивать голландские самолеты, эту тяжелую годину, когда подлый доллар растет, а нефть в цене падает, вот в эту годину нам надо сплотиться, обняться, вспомнить о родных и близких, которых мы скоро в безденежье начнем кидать и наебывать, вот в эту непростую пору, блять, выпьем, может, в последний раз, и здоровья, и счастья, и чтобы дети реже тонули в сортирах.

После этой вдохновляющей речи мы разошлись спать. Я умылся и уже предвкушал мою маленькую радость, но тут Оса зашла в ванную и сказала:

– Я на поиск.

– А ты че, не пила?

– Нет.

– Что там?

Там была, судя по описанию кейса, мертвая бабка в парке у Москвы-реки.

– Ты ж понимаешь, что это труп?

– У меня уже биллинг есть.

– Ну, труп с телефоном. Телефон хороший, что ли, отожмешь?

– Нет, надо найти.

– Данунахуй, ты ж не серьезно.

– Нет, я поехала.

– А секс? А мой блять секс?

– Там бабуля.

– Там ТРУП! Блять, если бы пропал ребенок, я бы даже ничего не сказал и сам погнал, но это мертвая бабка блять с водителем ритма! Если биллинг человека с водителем ритма не двигается в парке на морозе в –10, это труп!

– Я поехала.

– Блять, мой член на труп променяла! Да иди ты нахуй.

Часов в 11 утра Оса вернулась. Нашла труп. Довольная.

Так и не отсосала, кстати.

Как будто так сложно найти, кто отсосет, а. Я начал искать себе Снегурочку.

Корхонен поразила переменами. «Я прошла реабилитацию. Не пью уже месяц. Вообще». Окей. Не ебаться же с ней трезвой.

Оказалось, что все девки заняты или им не до меня. 1 января – на что рассчитывать? Сложно найти девочку, ох сложно.

Но с Осой мы всё равно опять разбежались. Хорошо, что уже 5-го я собирался в Казань, на обучалку: ждал, что это поможет развеяться, а может, и потрахаться удастся с кем-нибудь.

Сел в поезд. Повезло – один в плацкарте. Думал, с удовольствием высплюсь. Но нет. Утром меня разбудило позвякиванье. Открываю глаза, напротив – монах в рясе, обсуждает по телефону какие-то припасы, которые ему предстоит сделать. «Конину будешь?» – спрашивает и открывает бутыль. Мы поболтали о жизни, он оказался дважды судимым, причем второй раз сел, уже будучи иноком: порезал каких-то чуваков под героином, и после отсидки ему дали логичное послушание – ухаживать за наркоманами.

В Казани на платформе меня встретила Мариам, руководитель местного отряда, страшная, но забавная. Мы пили весь день, а потом поехали в какой-то кубинский кабак танцевать самбу. Я, не отрываясь, смотрел на ее задницу, выделывавшую какие-то очень животные и гладкие движения. Но Мариам не далась, причем оригинальным способом: «А оно тебе надо?» – спросила. Я не типичный алкаш, я могу задуматься. Я подумал – да и правда, нахуй надо, душа и так не то чтобы запятнана, она уделана всяким дерьмом так, что и души там уже почти не видать.

Наутро я, похмельный и немощный, искусственно разогнав в себе злость, провел обучалку в подвале католической церкви. В ходе обучения монашки, которые сновали туда-сюда, просили потише матюгаться, – и я матюгался потише, но отчаяннее: «Ну вы, татары, и выбрали место для обучалки, единственный костел в городе…»

Домой я приехал неудовлетворенный. И… опять вернулся к Осе. Блять, зачем??? Что тащило меня, ЧТО блять, какая такая смертная тоска?.. Кажется, если бы я лег, недвижим и пьян, – то даже ветер пригнал бы мою тушку, переворачивая и царапая ее об асфальт, к дому Осы, и, подняв метра на два, ебнул бы на капот KIA Sportage, и сигнализация разверещалась бы, и вышла бы Оса, вся в золоте, и уебенила бы меня заклятьем…

Я начал много пить. Очень. Каждый день.

Поиски вообще ушли из жизни.

Оса бесилась, но главная ее головная боль – ипотека, выросшая в два раза вместе с швейцарским франком, – была сильнее.

Правда, постепенно она начала понимать, видимо, что я – способ выбраться из этого дерьма. И решила исправить положение. Она начала за мной ухаживать и подталкивать: возьми подработку, не пей, а мы тебя тут покормим, и вообще у нас всё так хорошо и дружно… Перемена была столь разительна, что я даже с пьяных глаз не мог не заметить. Видимо, ее тоже довело отчаянье, и вместо психоза она выбрала смирение. То есть меня, ебаната.

8 марта. День, в который неизменно происходит хуйня.

Оса решила, что нельзя допустить, чтобы я один полетел на обучалку в Ебург. Мало того, она решила, что в этот хуев праздник она сделает себе подарок.