Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Я села на кровать, прислушиваясь к доносившимся с кухни голосам родителей. Сердце забилось чаще. Мне казалось, будто стены стали тонкими, как бумага. Идти мне теперь было некуда, не осталось никакой возможности потеряться, сохранить все в тайне. Я попала в петлю времени: все вокруг так сильно контрастировало со свободой, к которой я привыкла, живя в другой стране, в отдельном доме, вместе со своим мужчиной, что мне внезапно показалось, будто меня разом вернули в детство.

У меня завибрировал телефон. Пришло сообщение. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Это Юан, я в этом нисколько не сомневалась. Он наверняка захочет справиться, все ли в порядке, убедиться, что я благополучно долетела. Ведь это допускается, верно? Я тут же вытащила телефон из кармана. Сердце вернулось на свое место. Сообщение было не от Юана, а от моей сестры. Она писала: «Рада, что ты дома».

Я открыла сумку и достала оттуда подаренный Юаном iPod nano, надела наушники и прибавила громкость, чтобы музыка заглушила все посторонние звуки, сбросила с кровати плюшевые игрушки и забралась под одеяло. Мне хотелось исчезнуть, утонуть в кровати и больше никогда из нее не вылезать. Мои веки опустились, и под звуки песен, напоминавших мне об Уигтауне, затерявшись в мыслях о Юане и Галлоуэе, я погрузилась в сон.

Проснувшись, я увидела, что у меня в ногах сидит Герман Мелвилл. Он снял шляпу и обвел взглядом комнату, и, судя по его лицу, ему стало так же противно, как и мне. В его глазах, сверкающих из-под кустистых бровей, читалось множество вопросов, и он гадал, куда подевался Уигтаун и молочная сень его лесов [67] Аллюзия на пьесу Дилана Томаса «Под сенью Молочного леса». .

– Пора вставать, – нетерпеливо заявил он. От его дыхания веяло соленым морским воздухом.

Я перевернулась на другой бок и уткнулась лицом в подушку. Лучи послеполуденного солнца проникали в комнату сквозь щель между шторами.

– Ради чего?

– Чтобы творить. – Герман был доволен собой. Я не пошевелилась.

Прошла неделя, а я так ни разу и не вышла из дома. Всякий раз, когда у меня появлялось желание встать и выйти из комнаты, я вспоминала безбрежный океан, отделявший меня от Галлоуэя, и силы тут же покидали меня. Да и вообще, любые мысли лишали меня всякой охоты что-либо делать, потому что в конечном итоге они неизбежно приводили меня к осознанию истинного положения дел – я больше не в Уигтауне. Боль, которую мне причиняла невозможность управлять событиями собственной жизни, принимать решения о том, какое направление выбрать и с кем разделить свой путь, вызывала в моем сознании короткое замыкание. Все, на что меня хватало, это спать в попытке перезагрузить систему.

Потеряв терпение, Мелвилл встал.

– Здесь пахнет хуже, чем от Квикега [68] Гарпунщик Квикег – персонаж романа Германа Мелвилла «Моби Дик». . Вставай и посмотри судьбе в лицо. – Теряя терпение, он ткнул в меня концом трости. – Тебе в любом случае придется встать, чтобы взять трубку.

Я постепенно осознала, что откуда-то доносится жужжание, и, приподнявшись, увидела, что вибрирует лежащий на полу телефон. Я потянулась за ним. Юан держал слово и не звонил ни разу. Мы не разговаривали с тех самых пор, как я вернулась домой, и мое сердце уже перестало подпрыгивать при каждом звонке от мысли, что это может быть он.

Я взяла трубку.

– Алло? – Мой голос звучал хрипло и устало.

– Ты где, все в порядке? – раздался на другом конце провода низкий мужской голос с сильным бостонским акцентом. – Мы тебя уже целый час ждем. Ты забыла?

Щурясь, я взглянула на большие, покрывшиеся пылью электронные часы, стоявшие рядом на прикроватном столике, – я получила их в подарок на бат-мицву. Они показывали 14:30. Я на час опаздывала на встречу по поводу фильма.

Моя серебристая «тойота» с наклейкой НАСА на заднем стекле свернула на парковку перед зданием бывшей фабрики на окраине Бостона. В салоне все еще пахло Калифорнией – аромат кокосов вперемешку с запахом солнцезащитного крема. Я еще смутно помнила, какое наслаждение приносила новизна Лос-Анджелеса, какую радость дарила новая работа мечты, собственная квартира, возможность расправить крылья.

Не снимая солнечных очков, я с трудом волочила ноги, поднимаясь по широкой лестнице главного корпуса, и попивала холодный чай. Вот уж чего в Уигтауне было не найти, так это холодного чая. Меня всегда поражало, что британцы, которые так обожают чай, так и не додумались до летнего варианта этого напитка. Когда один из друзей Юана сказал мне, что это кощунство, я напомнила ему, что Pimm’s бывает летний и зимний. Чем чай хуже?

Я наслаждалась горьковатым вкусом, чувствуя во рту прохладную свежесть. Может быть, этот день вернет меня к жизни. Место, куда я приехала, представляло собой креативное пространство, где собирались местные художники, и меня повсюду окружали скульптуры, картины и расписанные красками стены. Я шла по коридору, стараясь впитывать эту творческую энергию. Мне было боязно вновь брать на себя роль режиссера. Я чувствовала, что потеряла форму и утратила собственный творческий голос, ведь я не обращалась к нему уже много месяцев.

Откуда-то доносились голоса и грохот. Я подошла к знакомой студии, что располагалась в конце коридора, и Уилл, мой близкий друг и на редкость талантливый человек, которого мне посчастливилось заманить на роль художника-аниматора, открыл дверь.

– Наконец-то! – Он дружески похлопал меня по плечу. – Рад тебя видеть, Фокс.

Анимационный фильм закончился, и Уилл, подняв взгляд от экрана компьютера, выжидательно посмотрел на меня.

– Просто блестяще. Мне очень понравилось, – сказала я, чуть не выронив из рук холодный чай.

Уилл поднял мои идеи на новый уровень, привнеся в каждый кадр толику чуткости и уникальности, – то, что получилось, превзошло все мои ожидания. Вышло превосходно, и я была убеждена, что даже мой продюсер останется доволен и я услышу от него массу комплиментов.

– Тебе правда понравилось? Я переживал. – Уилл откинулся на спинку стула, испытующе глядя на меня.

– Сценарий, конечно, ничего, – пошутила я, – но твоя анимация просто великолепна. Честно.

Я говорила от чистого сердца, но без какой-либо энергии в голосе, словно силы совсем меня покинули. Если бы нечто подобное случилось в прошлом, я была бы в таком восторге, что со стороны казалось бы, что я пьяна. Сейчас, когда меня должно было распирать от энтузиазма, я чувствовала лишь легкий всплеск радости. Почему ничто меня не вдохновляло? Ведь я всегда мечтала об одном – снимать кино. И вот теперь, когда я занимаюсь любимым делом, я должна чувствовать себя как человек, которому несказанно повезло. Жалость к себе взяла верх, и из глаз брызнули слезы. Я чувствовала опустошенность.