Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Когда жажда разрушения, навеянная мне богиней Кали, утихла, я забралась в кровать – опустошенная и очистившаяся. В комнате царил разгром, зато я теперь снова взаимодействовала с окружающим миром, мои поступки имели последствия. Чувства, говорила я себе, уникальны, подобно снежинкам. Расставшись с Грантом, я в полной мере испытала все грани уныния, сильнейшее желание навсегда исчезнуть с лица земли. Тогда я утешала себя мыслью о том, что мне никогда не придется заново пережить этот опыт. Подобные страдания мне больше не грозили, и хотя сейчас тоже было больно, но на этот раз все было иначе. Мне больше не хотелось сгинуть от тоски. Случившееся обнажило мое нутро, потрясло и ранило меня, но одновременно заставило почувствовать себя живой, словно все это время я была погружена в транс и вдруг пробудилась. Аргентинский поэт Антонио Поркья однажды сказал, что человек скорбит о том, что потерял, лишь до тех пор, пока не осознает, что лишился этого навсегда. Возможно, именно поэтому одной вспышки гнева оказалось достаточно, чтобы я избавилась от чувства отчаяния.

В этот момент я наконец услышала заботливые, встревоженные голоса родителей, доносившиеся из-за двери. Стыд охватил меня с головы до ног, залив щеки краской.

– С тобой все в порядке, дорогая? – Мама легонько постучала в дверь.

Отец говорил громче и более обеспокоенно:

– Джессика, все хорошо? Открой дверь.

– Да, в порядке, в порядке.

– Ты уверена? – спросил отец, не сдвинувшись с места.

– Да, у меня все просто отлично. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое.

В коридоре послышались удаляющиеся шаги родителей, которые послушно выполнили мою просьбу. Можно было лишь догадываться, что они думали. Я вела себя как четырнадцатилетний подросток, а то и того хуже – в юности я подобного не вытворяла, зато, сказать по правде, где-то в глубине души я снова начала чувствовать себя на все сто.

Починив то, что сломалось, испытываешь удовлетворение. На протяжении нескольких дней я занималась уборкой, по кусочкам собирая все, что успела разгромить, и к тому моменту, когда я закончила, моя душевная буря почти улеглась. В этот раз я не просто заглянула за край эмоциональной бездны, а погрузилась в самую пучину и выбралась – потрепанная жизнью, хлебнувшая горя, но ставшая сильнее. Я опустилась на самое дно и теперь мало-помалу бесстрашно поднималась на поверхность.

До назначенной даты, когда Юан должен был объявиться у меня на пороге, оставалось всего два дня, и, вместо того чтобы страдать от отчаяния, я пребывала в весьма приподнятом настроении. Я проводила время с родителями, уверяя их, что со мной все в порядке. Я даже съездила в гости к сестре и ее семье – прежде я была слишком подавлена, чтобы на это отважиться. Я ходила в кафе, как раньше в Лос-Анджелесе, находила время, чтобы мечтать и писать. Постепенно я вновь почувствовала прилив энергии и начала жадно впитывать ее, как губка, ловя любую возможность обрести наполненность и снова ощутить себя самой собой.

Вечером, накануне того дня, когда должен был приехать Юан, я ему позвонила. Пришло время покончить с этим нелепым экспериментом.

– Ну что, ты купил билет? – спросила я.

– Нет.

В трубке повисло молчание. Что ж, вот и все. Сколько можно ждать, увязая в нерешительности? Я остаюсь в Бостоне. В груди защемило, сердце словно набухло, я внимательно прислушалась к нему. В прошлом оно раскололось бы, но только не в этот раз, теперь оно растянулось, но не порвалось.

Я медленно выдохнула, чувствуя, как поток воздуха скользит по губам. Я и сама удивилась тому, как мало времени мне понадобилось, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что я больше никогда не увижу Юана. Я была спокойна.

– Значит, ты не приедешь. Так тому и быть.

Юан вздохнул:

– Я все еще не знаю.

– Как это – не знаешь? У тебя меньше суток, чтобы добраться до аэропорта.

– Я знаю, знаю. Я просто… не знаю. – Такого рохлю надо было еще поискать.

Я повесила трубку.

По словам некоторых психологов, сон подобен маленькой смерти. Каждую ночь, когда мы засыпаем, погружаясь в состояние обморочной пустоты, не только наш мозг получает возможность перезагрузиться, но и клетки тела умирают и перерождаются. Пробуждаясь, словно солнце на рассвете, мы воскресаем. Подобно птице феникс, мы повторяем этот цикл каждые двадцать четыре часа, вновь и вновь совершая особый ритуал, который рождает потенциал для внутренних изменений. Как сказала учительница Ани из зеленых мезонинов, миссис Стейси, «разве не приятно подумать, что завтра будет новый день, в котором не сделано еще никаких ошибок?» [70] Перевод М. Батищевой. .

Я потянулась в кровати, щурясь от утреннего света. Я чувствовала себя отдохнувшей, ничем не обремененной и полной сил. Под детским одеялом было тепло, а с висевшего на стене плаката на меня смотрела Кейт Уинслет. Она выглядела совершенно феноменально. Когда я была немногим младше, чем она в том фильме, я смотрела на этот плакат, как лошадь на морковку, а в глазах Кейт читался безмолвный вопрос: «Ну что, режиссер, и какую же выдающуюся картину ты снимешь?»

Несмотря на то что я стала более чутко и осознанно воспринимать события минувших дней, чувство легкости меня не покинуло. В моей жизни начиналась новая глава, и я выскочила из постели, ощущая необычайный прилив энергии. Пусть мое сердце было разбито, но возможность снова взять в руки контроль над собственной жизнью дарила чувство свободы. Как ни странно, я испытывала облегчение. Меня ждал прекрасный мир, полный неизведанных возможностей.

Зазвонил телефон. Раскопав его под кучей одежды в дальнем углу комнаты, я взглянула на номер, и сердце ушло в пятки. Это был Юан.

– Привет, – ответила я тихим и хриплым со сна голосом.

Он рассмеялся:

– Я тебя разбудил?

– Нет, я как раз пыталась принять вертикальное положение.

– Ну что ж, Лиса, – Юан снова рассмеялся, на этот раз как-то нервно, – я хотел спросить: если я на день опоздаю, это считается?

– Нет, не считается, – ответила я и повесила трубку.

Потягиваясь, я стояла на крыльце родительского дома. Утренняя пробежка была окончена, и я, подставив спину солнцу, чувствовала, как по лбу стекает струйка пота. Весна была в самом разгаре: я смотрела на зеленые деревья и аккуратно подстриженные лужайки и представляла, как преобразился Уигтаун. Должно быть, холмы покрылись сочной зеленью, а в подвесных корзинках на фасаде Книжного магазина распустились цветы. На улицах наверняка стало больше людей, и город оживленно гудел, словно рой пчел над цветочной поляной. Интересно, спрашивали ли обо мне, заметил ли кто-нибудь мое отсутствие.