Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Меня сопроводили обратно в комнату для допросов, где у двери теперь стоял мой чемодан. Сотрудница, задававшая мне вопросы, уже вернулась и ждала меня.

– Итак, когда я спрашивала вас о работе, почему вы не упомянули, что работали волонтером на книжном фестивале? – Она говорила тоном человека, который только что поймал проворную мышь.

Подняв взгляд, я увидела у нее в руке мой дневник.

– Вы прочитали мой дневник? – Я покраснела. Не от смущения, а от ярости, которую испытала при мысли о том, сколько сокровенных надежд, мечтаний и стремлений я описывала в нем в полной уверенности, что они никогда не станут достоянием общественности. Внезапно личные границы оказались попраны.

– Вопросы здесь задаю я. – Она с треском швырнула дневник на стол. – Вы знали, что работать на фестивале, не имея волонтерской визы, незаконно?

Мне хотелось расхохотаться. «Злой полицейский», роль которого она передо мной разыгрывала, больше меня не пугал – теперь он казался мне нелепым.

– Я не была официальным волонтером, я лишь помогала другу.

– И все же это считается.

– То есть, если бы я захотела помочь старушке перейти улицу или приготовила бы ужин для друга, без волонтерской визы это было бы незаконно, так получается?

Моя собеседница на секунду замолчала.

– Как мы можем быть уверены в том, что, вернувшись в Книжный магазин, вы не станете помогать своему молодому человеку вести дела в какой-либо должности?

– Что ж, теперь, когда мне стало известно, что волонтерские обязанности в моем случае выполнять запрещено, я не стану этого делать. Послушайте, Юан нанимает местных жителей для работы в Книжном. Я уже говорила вам, у меня есть работа в США. Я не занимаю чье-либо место и не планирую этого делать, если вас это беспокоит.

– Меня не это «беспокоит». – Она выглядела так, будто только что съела лимон. – Меня волнует тот факт, что вы находились в стране слишком долго, не имея надлежащей визы.

– Что ж, нам потребуется несколько месяцев, чтобы оформить партнерскую визу. Можно нам не разлучаться на это время?

– Нет. Боюсь, что нам все же придется отправить вас обратно.

– Что? Почему? Пожалуйста, подождите, у меня даже есть распечатанный обратный билет – я улечу через два месяца. Видите? – Я пододвинула к ней листок бумаги с распечатанным билетом, но она даже не взглянула. – Я не понимаю, почему вам обязательно нужно отправлять меня назад.

– Мне жаль, вы, похоже, хороший человек, но такова процедура. Мы уже заполнили все необходимые документы. – Сотрудница пограничной службы положила на стол мой паспорт и поставила в нем черный, мрачный штамп. – Нам не удалось найти подходящий рейс на сегодня, поэтому, хотя такое обычно не допускается, я позволю вам вернуться в Уигтаун на три дня, чтобы собрать вещи. Обычно мы помещаем людей вроде вас в камеру предварительного заключения.

Она испытующе посмотрела на меня, словно ожидая благодарности. Я молчала, уставившись в пол.

– Вам повезло, что ваши ответы совпали с показаниями вашего молодого человека. Все могло закончиться гораздо хуже. – Она попыталась добавить в свой тон немного сочувствия. – Разумеется, ваш паспорт останется у нас. Если вы не появитесь в аэропорту за час до вылета, будет выписан ордер на ваш арест. От стойки регистрации к выходу на посадку вас сопроводит вооруженный конвой.

Она протянула мне листок бумаги с указанным временем вылета.

– Можете идти, мисс Фокс. – Офицер пограничной службы открыла дверь. Словно грань кубика Рубика, провернулась последняя шестеренка слаженного механизма.

Мы с Юаном, держась за руки, сидели в общественной приемной местного депутата. Было ясно, что помочь нам никто не может – ни родственники, ни друзья, ни местные власти. Отведенные мне три дня были на исходе, и я начала уставать от казенных кабинетов.

Когда я наконец вышла из зоны паспортного контроля в аэропорту, Юан уже ждал в зале прилета. Увидев меня, он встал и крепко меня обнял. Дрожа, я рассказала, что произошло. На его лице, обычно таком умиротворенном и невозмутимом, отразилась ярость. Оказывается, его тоже допрашивали, но он не ожидал, что все настолько серьезно.

– Они тебя не депортируют, – не переставая твердил он. Следить за эмоциональными перепадами Юана было все равно что наблюдать за теннисным мячиком, который перелетает с одной половины корта на другую: его то охватывал гнев, то желание как-то меня утешить. – Эти гады тебя не депортируют. Все будет хорошо, Джесси, я обещаю.

– Думаю, теперь ты уже не можешь этого обещать, – мрачно ответила я. – Недаром ты сказал, что в этом платье меня депортируют. – Моя попытка разрядить обстановку не удалась.

– Черт, мы торчим здесь уже целую вечность. – Юан взглянул на часы. – Поверить не могу, что они продержали тебя там целых три часа.

– Три часа? – Я совсем потеряла счет времени.

– Я сейчас пойду и потребую, чтобы они оплатили нам парковку.

– Нет, пожалуйста, не надо. – Я сжала его руку. Дальше выносить ругань я была не в силах. – Я просто хочу домой.

Уигтаун еще никогда не казался таким гостеприимным. Юан остановил фургон напротив Книжного, я вылезла из машины, вдохнула знакомый, прохладный, сладковатый воздух и с глубокой тоской посмотрела на центральную площадь, зная, что скоро мне придется вновь покинуть эти места. Будучи неисправимым романтиком, я представляла себя героиней современной сказки: разумеется, в полночь красный фургон не обернется тыквой, а вот меня через три дня депортируют с бала.

Я поднялась по лестнице Книжного и вошла в кухню, с удивлением обнаружив, что вся она уставлена букетами цветов. Вскоре стали заглядывать гости, которые приносили не только гостинцы, но и слова утешения. Как всегда, новости в Уигтауне распространялись быстро. Когда пограничники из аэропорта решили меня интернировать, Юан позвонил в Книжный, чтобы предупредить Ханну, что мы задержимся. Она в свою очередь поделилась вестью с сотрудниками почты, ну а они уже рассказали всем остальным.

В течение следующих трех дней к нам заходили все мои уигтаунские друзья и даже люди, с которыми я не была знакома, – они приносили с собой цветы, гостинцы, говорили слова сочувствия. Чайник постоянно кипел, а в кухне толпился народ. Никогда в жизни мне не доводилось ощущать столько поддержки. Однако горькая правда заключалась в том, что, несмотря на огромное желание жителей города помочь нам, никому не под силу стереть черный штамп в моем паспорте или замедлить время, а уж тем более остановить его.