Холли Борн - Все места, где я плакала

Мы влились в толпу на набережной и нашли где перекусить. Сидели на высоких табуретах за украшенным мишурой столом, немного протрезвев и прихлебывая суп. Он снова достал телефон.

– У тебя рамен вкусный? – спросила я.

– Что? Да, все нормально.

Снова тишина.

– Мне все очень понравилось сегодня.

Риз слегка поднял голову.

– А? Да, все было неплохо.

Снова тишина.

– Большое спасибо, что пригласил меня на свидание. Это меня очень взбодрило.

– Не стоит благодарности.

Снова тишина.

– Риз?

Нет ответа.

– Риз?

Взгляд. Раздражение.

– Да? – легкое негодование в голосе.

– Я люблю тебя.

Прошло целых десять секунд, прежде чем он ответил. И я знала, что он не был откровенен. Только не в этот момент. Ни на йоту.

– Да, Амели. Я тоже тебя люблю, – сказал он своему телефону.

Я снова здесь и снова ем рамен. Суп согревает. Меня усадили за стойку, потому что пришла одна. Смотрю на тот стол, где мы сидели в тишине – где я медленно сходила с ума, а ты не замечал, или, может, не возражал.

Я прихлебываю бульон и думаю о том, что значит быть сумасшедшим.

Как узнать, нормальна твоя реакция на что-либо или нет, если ты уже сошел с ума? Кто это решает? В наших отношениях такие вещи решал ты, Риз.

После того дня в Лондоне ты стал часто называть меня шизанутой. И не очень веселым последствием этого было то, что я действительно начала немного сходить с ума.

Амели:Где ты? Я уже полчаса жду на углу.

Риз:Разве я не говорил? У меня сегодня репетиция.

Амели:Нет, ты не сказал! Поэтому и жду.

Риз:Нет, говорил! Не сходи с ума.

Или:

– Я чувствую, что мы больше никогда не увидимся.

– Мы видим друг друга постоянно. Даже сейчас вместе.

– Мы остались наедине впервые за всю неделю. И ты все равно собираешься на репетицию.

– Значит, ты хочешь, чтобы моя группа провалилась?

– Я этого не говорила.

– Никогда не думал, что ты будешь такой.

– Какой?

– Вот такой! Шизанутой, навязчивой и неуверенной в себе.

– …

– Почему ты плачешь? Боже! Я не могу сейчас разбираться с этим, Амели. Что с тобой происходит? Клянусь, ты иногда так психуешь!

Или:

– Что с нами происходит?

Вздох.

– Что ты имеешь в виду?

– Я чувствую, что-то не так.

– Тебе всегда кажется, будто что-то не так.

– Ты уже не тот, каким был раньше.

– То же самое могу сказать и о тебе.

– Что это вообще значит?

– Когда мы впервые встретились, ты была такой спокойной, а теперь вечно висишь на мне. Я не могу всегда быть рядом, ясно? Это нечестно! Почему бы тебе не пойти к своим друзьям или еще куда-нибудь? Ты сильно давишь на меня.

Рыдания.

– Я не давлю! Ты был занят всю неделю, и я ничего тебе не говорила.

– Сейчас говоришь. Отлично, ты опять плачешь. Начинается…

– Я не знаю, почему так происходит.

– Это выглядит не очень, ты же знаешь, да? Как я могу настроиться на музыку, когда кто-то рядом все время плачет?

Рыдания усиливаются.

– Этот мальчик когда-нибудь был добр к тебе? – спросила меня Джоан ближе к концу сеанса.

Я обдумываю этот вопрос, пока расплачиваюсь за свой рамен и жду, когда прекратится дождь, чтобы поехать домой.

– Конечно, – ответила я, все еще защищая тебя.

– Ладно, – сказала она. – Но был ли он добр всегда? Доброта – это не награда за хорошее поведение, Амели. Она должна быть постоянной.

Вот в чем дело. Я уверена, ты бы ответил Джоан, что был добр. Уверена, что не согласился бы с предположением, что не являешься кем-то еще, кроме как потрясающим парнем, который держался изо всех сил, учитывая, насколько сумасшедшей и трудной была его девушка.

Джоан задала мне еще один вопрос.

– Были ли у тебя другие отношения, в которых кто-то был неизменно добр к тебе?

Я кивнула, подтверждая свои мысли. С Алфи.

Дождь все еще не прекратился, но в ресторанчик зашла большая компания, стряхивая капли со своих зонтиков и глядя на мое место, словно говоря – двигайся, наша очередь. Касаюсь своего сердца, потирая его, как будто это остановит жжение. Оно все еще болит, когда думаю об Алфи. Я оплакиваю тебя, Риз, но оплакиваю также и Алфи. Раньше у меня не хватало на это времени. Я была так поглощена тобой, что не обращала внимания на чувство вины и раздумья о том, как больно человеку, которому ты разбиваешь сердце. Думаю, мы скоро доберемся и до Алфи. Это следующая остановка в волшебном и таинственном туре моего плача. Каждая из них становится все более и более болезненной, но это работает; появилось ощущение, что все фрагменты начинают складываться, хотя я все еще далека от того, чтобы увидеть законченную картинку.

Я снова промокаю насквозь, когда иду к Чаринг-Кросс, чтобы вернуться домой, где буду сидеть, уставившись в стену. С Алфи мне никогда не казалось, что я на американских горках, которые вот-вот рухнут. Я никогда не чувствовала тревожных бабочек в животе, пока ждала его сообщений. У меня не было этого болезненного чувства страха перед каждой встречей: а какого Алфи я увижу сегодня – любящего или угрюмого, я-ненавижу-тебя-но-отрицаю-это Алфи? Он просто всегда был… собой.

– Разве взлеты с этим мальчиком стоили падений? – спросила Джоан.

Я прикладываю билет к турникету и вытаскиваю его, когда створки распахиваются, чтобы пропустить меня. Алфи никогда не поднимал меня так высоко, как ты. Мне никогда не казалось, что мы с ним в кино или что мир вокруг нас перестал вращаться. С ним было хорошо и безопасно, но голова не кружилась.

…И я ни разу не чувствовала себя сумасшедшей.

На самом деле, Алфи проводил все свое время, заставляя меня чувствовать себя абсолютно нормальной.

– Конечно, ты плачешь, – сказал он, сжимая мою руку в Ботаническом саду. – Не кори себя за это, Амми. Родители увозят тебя в другой конец страны. Это суперотстой. Плакать из-за этого – совершенно нормально.

Он тоже плакал, потому что очень скучал по мне.

Алфи был стабильно надежным, и из-за этого я не сходила с ума. Была спокойной и адекватной – такой, какой ты хотел меня видеть, Риз. Но с тобой так не выходило. Чем больше ты хотел этого – тем больше безумия получалось. Потому что ты не был адекватным со мной. Вот ты рядом, заставляешь мое беспокойство исчезнуть, добрый и внимательный, удивительный, такой, как я всегда хотела. «Боже, я люблю тебя, люблю тебя так сильно!» – говорил ты за столом, и вся группа стонала, пока я сияла. Но потом, ближе к вечеру, мы проходили мимо девушки, и ты говорил: «Ух ты, она такая хорошенькая», – а потом бесился, если я осмеливалась расстроиться.

Начинаю кое-что понимать. Сумасшествие не всегда приходит изнутри. Минусы не стоят плюсов – только не в любви. Не там, где самое главное – чувствовать себя в безопасности.