Ян Козак - Святой Михал

— Вот это мысль! Ну и Адам! Молодец! Здорово придумал! Как раз то, что надо! — Вилем едва не подскочил на стуле от восхищения. — В Гавае это наверняка сумеют оценить. Пожалуй, я загляну туда с Альбином. Надо, чтобы с ними поговорил учитель.

Пошатываясь, к ним подошел Людвик Купец. Он держал кружку пива — хотел выпить с Адамом и Вилемом — и горланил какую-то песню. Ему было так хорошо, а собственный рев еще больше поднимал настроение.

Когда они выпили, Людвик поставил пустую кружку на стол и торопливо зашагал к выходу. Выйдя на площадь, он не задумываясь направился к тому месту, где прежде стоял крест. И только уже расстегнув ширинку, вдруг замер.

— Тьфу ты черт! — зло буркнул он и поплелся обратно, во двор «Венка», к дощатой загородке под вербами.

В середине апреля установились ясные теплые дни и с ними пришла весенняя страда. В Поречье она обычно достигала высшего напряжения в конце апреля и продолжалась до второй половины мая.

Время было послеобеденное. Адам и Вилем стояли возле комитета и грелись на солнышке, которое заливало всю площадь веселым светом. Хотя площади и был причинен немалый ущерб — в некоторых местах песок смыли ливни и унесли колеса повозок и машин, так что образовались темные плеши, — это не могло испортить настроение Адама и Вилема.

Друзья курили и с интересом наблюдали, как в проеме башни костела, где устанавливали часы, время от времени появляется голова одного из механиков. Вспугнутые голуби, которые после первого вторжения вновь устроились было в своих гнездах среди балок, теперь в панике перелетали с места на место.

— Ну, теперь полный порядок, — сказал Вилем. — Теперь мы можем быть вполне спокойны. Пожалуй, нам действительно везет. — Он довольно улыбнулся. — Все идет наилучшим образом. Но только это не должно вскружить голову, усыпить нас, ведь самое главное — впереди. А как хорошо, когда человеку удается чего-то достичь — это придает силы и охоту продолжать начатое дело.

Вилем за последнее время приободрился и проявлял невиданную активность. С той самой минуты, как они с Марко пришли к соглашению и принялись за благоустройство площади, все пришло в движение. В районе план строительства консервного завода включили в программу избирательной кампании; произведя расчеты, там сделали вывод, что консервный завод смог бы занять больше пятисот человек. Его наметили построить вблизи Павловиц у шоссе, ведущего к Поречью. Это было бы весьма выгодно поречанам — свой урожай овощей они смогут сдавать чуть ли не у себя дома. И до места работы, если кто захочет поступить на завод, будет рукой подать. И при этом они не потеряют ни клочка своей земли.

Дел и хлопот у Вилема в эти дни было по горло. Приближались выборы, и в селе готовились к торжественному собранию, на котором избирателям должны были представить нового кандидата в депутаты Национального собрания республики, что было большой честью для поречан. Список кандидатов в местный национальный комитет все еще не был готов. На совещании, однако, приняли предложение Вилема ввести в новый состав национального комитета представителя Гаваи. Вилем собирался в поселок к цыганам, чтобы обсудить это вместе с ними.

В проем башни влетели голуби, но сразу же испуганно шарахнулись обратно.

— Кто, по-твоему, должен быть председателем комитета вместо Касицкого? — спросил Адам.

— Думаю, что Беда Сайлер, — ответил Вилем. — Он сейчас работает помощником кладовщика в районной заготовительной конторе, значит, он рабочий. В районе наверняка не будут против. Как мне кажется, такая кандидатура придется им по вкусу.

Адам бросил на Вилема восхищенный взгляд. Все сразу стало ясно. В пронизанном солнцем, насыщенном весенними запахами воздухе, медленно кружась, опускалось белое голубиное перышко. Адам следил за ним, пока оно не легло на землю.

Вдруг в послеполуденной тишине с противоположного конца площади донесся гул автомобильного мотора. Когда машина подъехала к комитету и остановилась около трактора Адама, из нее вышел доктор Фантазир из районной прокуратуры и направился к ним. Адам и Вилем с любопытством смотрели на него.

— Вот это гость! — воскликнул Вилем и весь как-то подтянулся. — Что хорошего вы привезли нам, пан доктор? Проходите! — Он распахнул перед гостем дверь комитета.

Адам продолжал стоять на прежнем месте. Он лениво потянулся и с минуту разглядывал новую серо-голубую «волгу»; у нее было слегка помято переднее крыло и треснула фара.

В дверях появился Вилем.

— Послушай, Адам, нужно, чтобы сюда немедленно явился Руда Доллар, — сказал он серьезно. — Поищи его, это важное дело. Скажи, что его ждет доктор Фантазир.

Руда Доллар был не кто иной, как винодел Руда Михалик. С ним приключилась одна из самых удивительных историй за все время существования Поречья. О нем говорили, ему перемывали косточки в Павловицах.

Вскоре после того, как окончилась очередная загульная пора молодого вина, Руда получил ошеломляющее известие: отец, которого он едва помнил и который с тех пор, как уехал в Америку, то есть ровно тридцать лет, ни разу не дал о себе знать, — оставил ему в наследство двенадцать тысяч долларов и небольшой домик в Штатах. Руда Доллар — с того дня он и получил это прозвище и никто уж его иначе не называл — по каким-то неизвестным причинам решил самолично отправиться за наследством. Однако некоторые обстоятельства, не менее примечательные, чем само это неожиданное наследство, стали препятствием на его пути. Дело в том, что соответствующие инстанции предложили ему свое посредничество, а Руда, этот нелюдимый тихий человек, который никогда и носа из Поречья не высовывал (к тому же было известно, что он вообще терпеть не мог куда-либо ездить), тот самый Руда, которого можно было увидеть только на винограднике с тяпкой или садовым ножом либо с баллоном распылителя, почему-то упорно от этого отказывался. Дело тянулось несколько месяцев, и многие уже были обеспокоены этим. Хотя у Руды была жена и две дочери на выданье, прошел слух, что он, видимо, просто хочет уехать из Поречья и бежать из республики. (Ну, на кой черт он стал бы тратить деньги на дорогу?)

И вот Руда стоял перед доктором, представлявшим для него самое важное звено государственной власти, решавшей его судьбу. Он был сам не свой. Его тонкий нос, перебитый в детстве в какой-то драке, побелел, растрепанные волосы упали на лоб, большие серые глаза лихорадочно блестели.

— Пан Михалик, — начал доктор, — ведь вы уже давно могли бы получить свои деньги. Могли бы на них приобрести… — Он сделал широкий жест. — Ну почему вы не дадите нам доверенность? В Штатах у нас есть великолепные адвокаты. Они сделают все возможное, потому что им платят лишь за дела, которые они выигрывают. Иначе они не получают ни доллара. В этом гарантия. — Он уставился на Руду.