Ян Козак - Святой Михал

Адам был в полнейшей растерянности. То, что говорил председатель, было слишком неожиданным, казалось ему непостижимым. Обо всем этом он до сих пор никогда не задумывался — такое просто не приходило ему в голову. В сущности, он был добрый человек, но ему трудно было согласиться — неужто председатель прав? Ему так не хотелось этого.

Он взглянул на Вилема — искал у него поддержки. Лицо у того после слов Михала стало еще строже.

— Да ведь никто не отнимает у него эти деньги, — возмутился Вилем. — Но пусть расходует их тут. Государство само все за него сделает, и Руда получит денежки готовенькими. Сэкономит на дороге, а у нашего государства будет больше твердой валюты, которая ему очень нужна. Ведь наша республика устроила для Руды такую жизнь в кооперативе, какая и не снилась старому Михалику, когда он уезжал отсюда из-за того, что не мог найти работы… А теперь, черт побери, каждый только и глядит, как бы урвать кусок пожирнее.

— Это верно, — сказал Адам с облегчением. — А что, если вдруг Руда останется там с этими деньгами?

— Ну что ты! У него же семья. Жена и две девочки.

— Подумаешь! У отца его тоже была семья, когда он уехал отсюда, — возразил Адам. — И в кармане у него не было ни гроша, А Руду там ждут двенадцать машин. Ну почему, скажи-ка, председатель, он так рвется туда?

Михал пожал плечами.

— Может, на него вдруг нашла блажь и он решил, раз уж такой случай ему выпал, попутешествовать. Или же у него в самом деле защемило сердце оттого, что он папашу своего почти не знал, и ему хочется теперь хоть могилу его увидеть. А может, все это переплелось…

— Нет, тут дело нечисто, — сказал Вилем. По его голосу чувствовалось, что он никогда не согласится с доводами Михала. — Бьюсь об заклад, у Руды что-то на уме…

— Я тоже так думаю, — поддержал его Адам. — На кладбище он годами не заглядывает. А там у него мать лежит, которая его вырастила.

— Насколько я знаю Руду, он наверняка вернется, — со вздохом закончил разговор Михал и отправился по своим делам.

Адам и Вилем молча проводили председателя взглядом.

— Вот видишь, — сказал немного погодя Вилем. — Михал никогда не был с нами и не будет, хоть он уже и член партии. И пусть даже кооперативные дела он ведет хорошо, а доверять ему нельзя. Чуть только возникнет какой политический вопрос — ну, скажем, как с этими долларами, — и сразу ясно, что он за птица. Мы все время должны смотреть в оба, как этот кучер правит лошадьми и куда катится воз, — чтоб дышло всегда торчало прямо вперед.

— Не люблю я эдаких людей, — заметил Адам. — Просто не выношу. Подумать только — такие деньжищи, а Руда… Нет, не понимаю я… Ведь он же знает, что мы не пустим его туда. Наверно, это его чертовски бесит!

— У нас тут с выборами работы по горло. Надо, чтобы самые лучшие, самые надежные люди заняли по праву свое место, и в это время… Черт! Мне бы их заботы! — сказал Вилем с презрением. — Иногда у меня даже нет уверенности, стоит ли стараться для таких типов… Да, я как раз собираюсь отправиться с учителем в Гаваю…

В ту же секунду оба — и Адам и Вилем — повернули головы: на другой стороне площади глухо прозвучал выстрел из дробовика. Похоже, что с чердака нового дома Рачека.

— Наверно, Войта пристрелил кошку, — предположил Адам.

Строительство дома исчерпало физические и душевные силы Войты Рачека. В последнее время он выглядел усталым и озабоченным. Трудности со строительными материалами, а также необходимость строгой экономии — с самого начала выяснилось, что новый дом обойдется куда дороже, чем рассчитывали Рачековы, — вызвали в жизни Войты неожиданные осложнения, о которых он ни сном ни духом не ведал и ведать не мог. Два года назад, когда они с женой взялись за строительство, Войта по уговору с лесником Смолаком «раздобыл» в лесу два воза бревен. Адам охотно привез их ему и помог сгрузить. Дело это было довольно деликатного свойства. Войта Рачек и не предполагал, какую ловушку он сам себе уготовил. Йожка Смолак повадился ходить к ним и так часто заглядывал на стройку, даже в отсутствие Войты, что в Поречье начались всякие пересуды. А у Анички, пани Рачековой, и в самом деле установились близкие отношения с Йожкой Смолаком. Войта охотно прогнал бы лесника подальше от своего дома, но сделка с ним связывала ему руки.

Всякий раз, едва только Войта уходил на работу или ехал в город доставать необходимые материалы: известь, скобы, цемент, трубы, разную арматуру или кровельный материал, как тут же под любым предлогом появлялся лесник. Кое-кто из поречан даже утверждал, что маленькая Марта как две капли воды похожа на постоянного гостя Рачековых, который тоже был женат и имел троих сыновей. Войта приходил в бешенство, он и сам вообще уже ни в чем не был уверен. Соседи судачили насчет их семейной жизни или же с насмешкой наблюдали за нею.

Большинство односельчан открыто возмущалось. Впрочем, было достаточно и таких, кто смотрел и на эти отношения с пониманием, причем симпатии их были на стороне пани Рачековой, которая в самый разгар строительной горячки, несмотря на тяжкий труд, просто цвела. Все зависит от того, какая у человека супружеская жизнь, насколько сильна его неутоленная жажда счастья, насколько удовлетворены его желания или же какие «грехи» он скрывает; от того, каково соотношение публично провозглашаемой порядочности и подлинных потребностей плоти и души; от того, считает ли человек семью своим прибежищем либо более или менее надежной крепостью, позволяющей время от времени предпринимать вылазки. На Войту Рачека все смотрели с презрением.

Незадолго до полудня Войта возвращался с поля; он сидел на тракторе рядом с Адамом и вдруг увидел, как из его сада выходит лесник. Сердце его сжалось. Он искоса бросил взгляд на Адама. Адам ничего не заметил, но Войте показалось, что его губы растянулись в ехидной ухмылке. Разговор, который они вели, внезапно прервался. Войте послышалось даже, будто Адам сказал: «Черт подери, как же ты теперь поступишь?»

Он знал, что уже давно пора принять решительные меры, но все никак не мог отважиться. Сначала надеялся, что ничего серьезного нет, хотя стал осторожно наблюдать за Аничкой. Сомнения не только не покидали его, а все нарастали. Войта пытался повернуть ход событий, пытался действовать то угрозами, то просьбами, но ничего не добился. Он наталкивался попеременно то на удивительную неуступчивость жены, то на ее изобретательность и такое милое обращение, что у него дух захватывало от радости. Войта чувствовал, как постепенно обессилевает от этой борьбы. Видел, что Аничка с каждым днем все больше отдаляется от него. Он говорил себе: «Ну, погоди же, я за тебя возьмусь». И мучился, отчаиваясь и злясь.