Борис Макаров - Знамя Победы [litres]

В 2009 г. Б.К. Макаров стал первым лауреатом премии губернатора Забайкальского края в области литературы им. М.Е. Вишнякова за книгу «Стихи и поэмы» (М., 2009).

Сегодня ему – за восемьдесят. Но тем не менее творческая активность Бориса Макарова восхищает. После солидного поэтического сборника «На изломах времён» (Чита, 2001) у него появилась первая книга прозы – «Меж крутых берегов» (Чита, 2005), а в региональном литературно-художественном журнале «Слово Забайкалья» регулярно печатаются новые стихи и повести.

«Знамя Победы» состоит из 24-х рассказов. Каждый из них – отдельное произведение, в котором ощущается особая, реалистичная манера повествования, присущая только Макарову и следующая жизненному кредо писателя: «Трудно уж очень – не работай. Это творчество, это божий дар, нам сверху какой-то подарок, так что мы можем работать. Это столько приносит удовлетворения и радости. Если занимаешься нелюбимым делом, то надо избегать этого, потому что задаром проживёшь свою жизнь».

Заместитель председателя

Правительства Забайкальского края

Т.В.Цымпилова

…Это было…

Не хочешь, да чертыхнешься.

Привяжется же это «было», «было»…

Недаром в народе говорят: «Было, да сплыло» – в памяти стерлось, значит. А раз стерлось – считай, и не было. А если такое в жизни каждого из нас и в нашей общей жизни было, о чем и через десятки лет помнится, рассказать хочется или, наоборот, рассказывать, вспоминать не хочется, то, значит, это «было» в нас и сегодня живет, крепко живет, въедливо и уж об этом «было» «было» не скажешь.

…Взять, к примеру, войну. Ту Большую войну. Народную. С Гитлерюгой проклятым. Всех и каждого она зацепила, окровавила, сколько судеб, жизней поизломала… Сколько лет прошло с тех пор. Тех, кто впритык соприкоснулся с ней, по пальцам пересчитать можно… В книги, в фильмы разные загнали, запечатали мы ее – на вечное хранение загнали, запечатали, в музеи за стекла шкафов и стендов поставили-положили. И каски, пулями, осколками пробитые, там лежат, и пушки, свежей зеленой краской покрашенные, – заряжай – стреляй, – стоят, и котелки помятые солдатские, и портупеи офицерские…

А война ни в книги, ни в фильмы, ни в музеи не вмещается – в народе, среди нас, внутри нас живет. То стоном, то слезой вдовьей, сиротской из глубин сердец на свет прорывается…

Так разве можно сказать о той войне – Большой, да что там большой – Великой, Народной, – что она была? Она есть. Она будет с нашими внуками, правнуками – праправнуками тех солдат, которые сквозь нее прошли, будет…

…Так вот, было это…

Тьфу ты! Какая разница, когда это было…

…К 35 годам я с учетом армейской службы почти двадцать лет трудового стажа имел. Хорошего, крепкого, честно выработанного. Больничные листы у медиков не клянчил. Не прогуливал. Не загуливал. На начальство не рыпался. Поперед батьки в пекло не лез, позади не топтался.

А потому в честь моего тридцатипятилетия или по совпадению с ним дали мне путевку на один из местных курортов. Раньше на курортах я никогда не бывал, а поэтому и по собственному желанию, и по настоянию жены от путевки не отказался.

…Курорт мне понравился. Лес вокруг. Речка. Небольшая, но чистая. Встретили нас, отдыхающих, хорошо. Накормили. По комнатам разместили. Комнаты каждая на два-три человека. Уютные. У каждой кровати тумбочка. На тумбочках в вазочках цветы. Красивые. Правда, бумажные.

Поселили меня с фронтовиком. О том, что он, сосед мой, фронтовик, я сразу понял. На спинке стула пиджак его увидел. На пиджаке – орденские колодки.

Познакомились. Сергей Сергеевич оказался мужиком хорошим, спокойным, без зазнайства. Меня он сразу стал Сынком называть:

– Бери, Сынок, вон ту кровать, у окна. Молодые спят крепко. А я луну, то есть лунный свет, плохо переношу. Сны всякие сразу начинают сниться. Война снится…

…Пара дней ушла на обустройство, на привыкание. И разговоры наши с Сергеем Сергеевичем об этом самом обустройстве, привыкании. Меню обсуждали. На речку глянуть сходили. Процедуры врачебные прошли. В охотку, в новинку пять раз в день к колонке с минералкой ходили, хотя нам врачи злоупотреблять минералкой не рекомендовали.

О войне, о наградах Сергея Сергеевича – ни слова. В то время, мне кажется, все мы – и фронтовики, и тыловики, и их дети – о войне говорили, вспоминали редко. Даже реже, чем сейчас. Почему? Да, наверное, потому, что люди от нее еще не оттаяли, не отошли, как у нас говорят. Каждого навылет пробила она. В каждой семье черным клубочком в темном уголке затаилась… Шевельни – разбуди – выползет – укусит. Прямо в сердце укусит. Каждая вторая баба – вдова. Каждый второй пацан, каждая вторая девчонка – сирота, безотцовщина. Фронтовики же, что с войны живыми пришли, тоже молчали. Как-то виновато молчали, словно стыдились перед вдовами, сиротами за то, что снаряды, пули, бомбы их миновали, не дали рядом с друзьями-товарищами погибшими в землю лечь…

В село наше в те годы кино два раза в месяц привозили. Привезут – праздник. Все, у кого ноги дрыгаются, в клуб бегут, ползут. О чем кино? Никого не интересовало. Про автопробег какой-нибудь по пескам Средней Азии – пойдет! Про любовь – на ура! И про войну, особенно для пацанов, – хоть три раза подряд показывай – ни есть ни пить не будут… А фронтовики узнают – кино про войну, – в сторону клуба шага не сделают: «Вранье там одно…» Теперь же я думаю: не вранье о войне увидеть они не хотели, войну увидеть, вспомнить боялись. За сердца свои боялись – не выдержат…

…На третий или четвертый день мы с Сергеем Сергеевичем по предписанию врачей пошли принимать радоновые ванны. В большом светлом зале пол и стены сверкали мраморной отделкой. От мрамора веяло холодом. Мы быстро разделись и спустились в ванны.

Я взглянул на Сергея Сергеевича. Взглянул мельком и… не мог отвести взгляд. Всю широкую грудь фронтовика, не знаю как сказать, то ли украшал, то ли устрашал огромный, состоящий из сплошного ярко-розового шрама, якорь.

Якорей-наколок я видел великое множество. Видел в детстве. Вижу и поныне. Стоит оказаться где-нибудь на пляже, в бассейне – и обязательно встретишь «лихого моремана» с якорем на плече, а то и на груди. Размером от пятикопеечной монетки до шапки-ушанки. Видел якоря синие, голубые, черные…

– Что, Сынок, мой якорек рассматриваешь… Не видел такую наколочку?

– Не, – только и выдохнул я. – Что это?

– Ладно, расскажу как-нибудь. Фашисты украсили… О таких украшениях знать и помнить надо…

…Перед ужином мы, как и в предыдущие дни, сходили к колонке с минеральной водой. Но воду пить не стали. Над нами плыли низкие тяжелые тучи. От реки веяло сырым холодом. Где-то, пока еще далеко за лесом, басовито, почти без перерывов погромыхивал гром.