Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Базар был немноголюдный. Убедившись, что на продукты нет спроса, торговки убирались догуливать Пасху. Цены быстро падали, и Николай накупил дешевого сала, вареных яиц и калачей, всего этого с избытком должно было хватить не только на весь дальнейший путь Зарудневу и Тудвасеву, но и остающимся в Ужуре Полине и коноводу.

Полине нашли было маленькую, чистую комнату в домике по соседству с чоновским штабом, но гостеприимная жена Ефрема воспротивилась: разве на такое короткое время она не устроит ее у себя? Эта мысль понравилась Николаю — все же здесь Полина будет под более надежной охраной.

Уходя с базара, Николай затылком почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и резко обернулся. Он увидел все того же бородача. Мужик проворно нырнул в толпу, на секунду показался в ней и скрылся. Да, сомнений не было: он неотступно следил за Николаем, их встречи не могли быть только простым совпадением — за несколько часов их случилось уже три. А вдруг это и есть соловьевский разведчик? Но откуда ему знать о Зарудневе? Скорее он стал бы следить за тем же Ефремом. Впрочем, интерес бородача к нему вполне мог подогреваться орденом, алевшим на шинели у Николая.

Заруднев снова подумал, что правильно поступает, оставляя здесь Полину. Она проживет в Ужуре какую-то неделю, зато он будет совершенно спокоен за нее.

— Сумасшедший или бандит, — определил Тудвасев.

— И ты видел?

— Уж как не увидеть.

Нетрудно было задержать бородача и проверить у него документы. Но на основании чего задерживать? Только потому, что он трижды косо посмотрел на Заруднева? Так над этим основанием начальство ржать будет, да еще прикажет Николаю извиниться. А если это бандит, то у него надежное прикрытие.

Тревогою Николай поделился с Ефремом. Тот ничему не удивился и еще раз посоветовал оставить при Полине инородца, тем более, что Заруднев вполне обойдется без проводника: дорога тут одна и ведет она степью до самого Усть-Абаканского, так что заблудиться нельзя, а если заблудятся, дорогу им покажут в первом же селе или улусе.

— А бородачом займусь я. Не наш он, не ужурский, точно, — сказал Ефрем.

Но коновод Егор Киржибеков оставаться при командирше не захотел. То ли ему претило охранять женщину, то ли из-за неминуемых насмешек своих товарищей, то ли, наконец, дома ждало его какое-то спешное дело, но только он недовольно сказал Зарудневу:

— Сам сиди с бабой, однако.

— Ты что! Он же твой командир! — напомнил Тудвасев.

— С командиром поеду, с бабой никуда не поеду! — решительно махнул рукой Егор. — Собака умней бабы!

А когда Заруднев и Тудвасев попробовали покрепче нажать на него, Егор совсем заупрямился, заявив, что пока новый командир не принял эскадрон, бойцы могут не подчиняться ему — таков порядок. А вдруг да старый командир откажется уезжать и его здесь оставят, что тогда?

— Прочитаю тебе приказ, — сказал Заруднев, шарясь во внутреннем кармане шинели.

— Зачем читать? Мне не надо читать!

— Прочитай сам.

— Я неграмотный, — отрезал Егор.

Заруднев и Тудвасев не знали, что делать. Угрозы здесь не подействуют. Егор между тем рассуждал:

— Командиров менять? Не надо менять!

Так они ни до чего и не договорились. Николай сказал Егору, чтобы тот готовился к отъезду завтра на заре, чтобы с вечера задал лошадям в торбы побольше овса.

Узнав о разговоре Николая с упрямым коноводом, Полина сконфузилась и попросилась ехать с мужем, их будет четверо, напасть на них бандиты побоятся. Да и не до налетов сейчас бандитам, когда кругом идет гульба, пьяные, поди, валяются по сельским избам. Ей не хочется одной оставаться в незнакомом Ужуре, как бы тут ни было сытно да спокойно.

— Постарайся не выходить из дома, — не слушая ее, сказал Николай и достал из кармана шинели блеснувший никелем крохотный браунинг. — Держи.

Он сам научил ее быстрой и меткой стрельбе из самовзвода и винтовки. Полина оказалась прирожденным стрелком — уже через неделю выбивала не меньше очков, чем сам Николай, палила навскидку, почти не целясь. И посмеивалась, пожимая плечами:

— Я ведь командирская жена.

Спать в ту ночь легли рано: мужчинам нужно было как следует отдохнуть перед дорогой. Однако все долго не могли уснуть. Тудвасев несколько раз выходил курить во двор, впуская в избу сырой холодок. Полина схватилась за руку мужа и не отпускала ее, и он чувствовал, как ресницы жены нежно касались его кожи: даже в темноте Полина не смыкала глаз.

Тревога в сердце Николая не проходила. Он чутко прислушивался ко всем звукам, наплывавшим с улицы. Вот пропели первые петухи. Мимо прошли двое, видно, муж с женою, говорили о ком-то третьем, балаболке и хвастуне, который напрочь испортил сегодня всю компанию. Затем во дворе напротив затявкала собака, затявкала радостно — значит, на кого-то из своих. И опять прошли люди, сторонясь луж и потому цепляясь локтями за доски забора и ставни.

Одно время Николаю показалось, что у калитки раздались и замерли чьи-то пугливые шаги, но сколько он потом ни прислушивался, эти звуки вновь уже не возникли. Видно, Николай обманулся: что ожидал услышать, думая о бородаче, то и услышал.

Трудно сказать, сколько Заруднев еще бодрствовал и сколько спал, но проснулся он от осторожного стука в дверь. Рука невольно потянулась к маузеру, лежавшему на скамье рядом с одеждой.

— Кто? — раздался сиплый голос Тудвасева.

— Ефрем.

Тудвасев недовольно закряхтел, поднимаясь с топчана, неторопко прошлепал по полу босыми ногами. Щелкнул крючок.

— Спать надо, племяш.

— Дело, Мишка. Заруднева буди.

— Чего там? — отозвался Николай.

— Давай в штаб, — позвал Ефрем.

Николай загоношился, разминая одеревенелые со сна руки и ноги. Когда он, потягиваясь, вошел в комнату штаба, окна там уже были плотно закрыты занавесками и желтыми от времени газетами. На столе, приплясывая, горел свечной огарок, тусклые отсветы огня колыхались на стенах и на темном узкоглазом лице человека, сидевшего спиной к простенку. Это был инородец, с которым виделся Заруднев в бандитском лагере — спокойный, чуть хитроватый взгляд нельзя было позабыть. Николай взглянул и на телячью куртку, обтянувшую грудь ночного гостя. До мельчайших подробностей вспомнилась операция у подножия Большого Каныма. Да, перед Николаем сидел секретный сотрудник ГПУ Шахта.

— Здравствуй, Тимофей!

— Здравствуй, — живо закланялся тот. Уронил на пол шапку и с ловкостью поднял ее. — У, язва!

— Случилось что-то?

— Все ладно, — беспечно проговорил Тимофей, доставая трубочку. — Увидел я тебя и дай, думаю, зайду. Банда кинулась в степь. Соловьев начинает переговоры.

— Что-то там сорвалось, — сказал Николай.

— Когда сорвалось? Я пятый день как от Соловьева.