Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Соловьенок не стал придумывать себе другое имя, потому что в этом краю, неподалеку от злополучного Шарыпова, Сашку все-таки знали и при случайной встрече кто-то мог обратиться к нему. Не сказал он, разумеется, лишь одного: что ходит с бандой и оказался в Ужуре по секретному приказу самого атамана. Сашка посчитал, что с Зарудневым ему будет безопаснее ехать по степи, а еще надеялся доподлинно выведать, что намерен делать новый командир эскадрона, каковы ближайшие его задачи. А о назначении Заруднева на эту должность и о его продвижении из Ачинска Сашке сообщил осведомитель Соловьева, случившийся на ту пору в Ужуре.

— Как это решили, что нам ехать именно сюда? — спросил Николай.

— Для военных здесь одна дорога — на Минусинск. Туда посылают вас воевать с Соловьевым.

В его словах был известный резон, но что-то в нем все же настораживало Заруднева. Ну зачем, например, сельский учитель отпустил себе неухоженную бороду? Несколько смущал и заношенный, в белых пятнах смолы костюм. Однако то и другое можно было объяснить некоторой природной неопрятностью человека — бывают же чокнутые, не от мира сего грамотеи.

Зарудневу не нравились и разноцветные глаза учителя: вчера они были вызывающе-дерзкими, а сегодня почему-то часто моргают и беспричинно суетятся. Не было в них привета и подлинной доброты, они жалили и прятались, а доброта ведь должна быть, если он и впрямь учитель.

Всадники двинулись дальше втроем. Сашка поехал рядом с Николаем. Желая продолжить разговор, он сказал, кивнув на орден:

— За что отмечены?

Николай промолчал. Учитель определенно не понравился ему. Этого Александра Макаровича нужно было как-то прощупать. Николай опять раздумывал, как бы сделать это похитрее, но так ничего и не придумал и спросил в лоб:

— Может, вы бандит?

Сашка осадил коня и рассмеялся:

— Похож?

— Вполне.

— Давно дома не был, — откинув со лба прядь волос, пояснил Соловьенок. — Приеду, побреюсь с одеколончиком.

— Ишь ты, — неопределенно бросил Тудвасев.

— Бандитов знаешь? — спросил Николай.

Сашка надул губы, как бы обидевшись на глупый вопрос, но через секунду ответил уже без тени недовольства:

— Весьма возможно.

— Почему ж боишься их? — спросил Николай.

— Смелости не дано. Не воин я и совсем не случайно занялся науками. Изящной словесностью, так сказать.

Его речь выдавала в нем человека образованного и, послушав его, Николай решил, что Александр Макарович — никакой не бандит, а просто, как говорят, сошел с круга. О том свидетельствовал и его диковатый взгляд. Видно, выгнали из учителей за пьянку и опустился до нищего бродяги, а признаться в том людям стыдно.

— Ну, а если бы я в самом деле был бандитом, как бы отнеслись ко мне? — всем туловищем повернулся к Николаю.

— Никак, — беспечно ответил Николай, расстегивая шинель. Ему стало жарко.

— Почему?

— У меня другие заботы.

— Совершенно справедливо. У вас гуманная точка зрения на сей предмет.

Он успел надоесть своими разговорами, и Николай обрадовался, когда, переправившись через реку, учитель повернул коня вправо и поехал осокою вдоль берега, крикнув при этом:

— А вам прямо, товарищ командир!

Здесь начинались холмистые инородческие степи, хозяином которых считал себя Иван Соловьев. Характер почв резко изменился: черноземы уступили место дресве и супеси, густые травы сменились чахлыми кустиками пикульника, типчака и богородской травы. Тысячи лет здесь были одни лишь пастбища для скота, только пастбища, чему способствовали многочисленные горные и степные реки и озера.

Ехали по дороге, стараясь не приближаться к цветущим тальникам и к березовым колкам, из которых могли бы внезапно выскочить бандиты. За несколько часов пути повстречали лишь три отары, охраняемые полусонными всадниками, да одну убогую подводу, густо обдавшую их пылью, — дождя, как видно, здесь давно не было.

К вечеру на небе появились волокнистые тучи, но их быстро пронесло, и между холмами заиграло низкое предзакатное солнце. В какой-то момент всю широкую степь расчертили его косые, далеко уходящие лучи, похожие на боевые сабли сказочных богатырей.

Но степь светилась недолго. Не в силах удержаться над чертой горизонта, солнце скатилось за горные цепи, а тени приобрели тот черновато-лиловый цвет, который затем незаметно переходит в сплошную мглу ночи. И на всем затаившемся просторе, который только мог охватить взгляд, не было видно ни костра, ни мутного огонька селения.

Расчет попасть в Озерную к ночи рухнул бесповоротно — они задержались на переправе дольше, чем положено. Теперь нужно было подумать о ночлеге в степи, и когда Николай разглядел в конце лога, которым они ехали, темную стайку кустов, он повернул коня к ней. А тут Тудвасев оглянулся и вдруг увидел, что каурой кобылы с вьюком нет. Он молча развернул своего коня и, отчаянно его шпоря, поскакал назад к еле различимому на фоне ночного неба песчаному бугру, с которого они только что спустились.

Он долго метался по остывающей суходольной степи, забирая то влево, то вправо. Его окликнул и скоро подъехал к нему в балку Николай. Искали кобылу всюду — в березняках и повитых караганой логах, затем, затаив дыхание, ждали, что она где-то фыркнет или заржет, или обнаружит себя цоканьем копыт по дресвяной земле.

Но поиски не дали нужных результатов. Жаль было не одну кобылу, но и овес, и продукты, и все прочее, что находилось во вьюке. Тогда Николай, объезжая кусты, сказал:

— Заночуем здесь, а утром поищем. Лошадь далеко не уйдет.

Прежнего облюбованного лога с куртинкой они так и не нашли. Зато неожиданно выехали к ручейку. Едва спешились, Тудвасев принялся разводить костер. Тем временем Николай набрал в котелок ключевой воды — к счастью, котелок оказался в переметной суме у Тудвасева.

— Как бы учитель не увел нашу кобылу, — сказал Тудвасев.

— Пожалуй. Господин-то вороватый на вид, — согласился Николай.

— А тут нас запросто выцелить на свету.

Николай носком сапога двинул в костер сухую ветку караганы и огляделся. Ему показалось, что стреноженный его скакун заступил повод, и Николай, перепрыгнув ручей, заторопился к коню, но дойти до него не успел. Он увидел подъезжающих двух всадников, один из них держал в руке повод вьючной лошади.

— Ваш конь? — спросил мужчина в кожаной куртке и круто заломленной назад казачьей папахе.

— Наш! — обрадовался Николай. — Вот спасибо!

— На здоровьице! — сказал другой мужчина, он был в дождевике с откинутым капюшоном. За спиной стволом вниз висела кавалерийская винтовка.

Николай подумал, что это бойцы из местного отряда самообороны, и, обрадованный встречей, пригласил их к костру. Ведь бандиты на то и бандиты, чтобы грабить и насиловать, стрелять в людей. Эти же подъехали спокойно, не выказав ни удивления, ни злобы при виде командирской шинели, наброшенной на плечи Николая.