Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Детей жалко, — тоскливо потупился Каскар.

У рисковых парней, пришедших с Кулаковым, не было ни лошадей, ни оружия. Где взять все это? Так у Ивана, казалось, покончившего со страшной боязнью одиночества, появилась новая забота. Она не давала ему покоя ни днем, ни ночью, все его мысли вились вокруг нее. Она же держала Ивана в опасном углу горной тайги в непосредственной близости к крупным селам и затаившемуся на какое-то время красноармейскому батальону. Иван считал, что отсюда будет удобнее совершать тайные вылазки в те жилые места, где есть винтовки и бомбы. А когда его отряд будет хорошо вооружен, тогда уж можно смело решать что делать и куда идти.

В один из холодных осенних вечеров неожиданно появился улыбчивый, неунывающий Мирген Тайдонов, а с ним Муклай с женою и сыном и еще два табунщика бая Кабыра. Мирген привел в поводу породистого жеребца игреневой масти.

— Не узнаешь? — хитро и гордо спросил Мирген. — У, Келески!

Иван, разумеется, узнал жеребца с первого взгляда. Это был конь чистых кровей. Да, да, именно с этим быстроногим скакуном бегал наперегонки Иван в Ключике. Еще тогда позавидовал он баю Кабыру, что тот имеет резвого и красивого коня, и подумал, нельзя ли украсть скакуна, потому что упрямый бай ни за что не продаст Игреньку, а если все-таки решит продать, то у Ивана не найдется столько денег.

Миргену Тайдонову нравилось, что люди зачарованно смотрят на золотого Игреньку и без удержу хвалят его самого. Мирген считал себя достойным этих высоких похвал. Пусть коня у Кабыра украл не он, а чабан Муклай, это еще ничего не значит, главное, что с конем к Соловьеву явился, как в сказке, сам Мирген. Ногтем большого пальца он аккуратно приглаживал синюю подковку усов и посмеивался:

— Привел Игреньку, оказывается!

Иван восхищенно смотрел то на Игреньку, то на Миргена, которого готов был расцеловать за царский подарок. А ведь еще утром этого дня вспоминал он Миргена недобрым словом и давал себе клятву расправиться с ним при первой же встрече, считая, что никакие жизненные обстоятельства не могут извинить подлого предателя.

Мирген опять был рядом с ним, и счастливый Иван думал:

«Вот и правильно сделал, что Гнедка увел. Сердилась, поди, Таня, что столько хлопот доставил им беглый арестант, да ведь в этих хлопотах виноват не я, виноват Дышлаков. Правильно Мирген сделал».

Считая, что наступил подходящий для объяснения момент, Мирген с бесшабашной веселостью сказал:

— Хозяина жалко. Дай, думаю, поеду.

Он привел не только Игреньку, а целый табун объезженных байских трехлеток, которых Кабыр намеревался продать на ярмарке в Ужуре. Кони были местной, не скаковой породы, на редкость выносливые, таких охотно крестьяне покупали для своих хозяйств, тем более, что стоили они, по сравнению со скакунами, сущие пустяки.

Мирген не сразу погнал коней к охотничьему домику. Вдруг да здесь уже нет Соловьева, вдруг засада, так и отдавать это богатство красноармейцам? Коней он оставил неподалеку на мокрой елани, пусть себе попасутся, Мирген потом пошлет к ним Муклая или его сынишку Ампониса, не задаром же парнишка ест мясо и хлеб.

Чабан Муклай стоял неподалеку, прижавшись спиной к стволу сосны и слушая, что говорит Мирген, кивал, но в разговор пока не вмешивался. А чего ему про себя рассказывать? Все и так видно: тут его согласная с ним жена и его сын, зачем их бросать в улусе? Ведь бай шибко рассердится, узнав о пропаже большого табуна, и выместит свою злобу на них. Муклай хорошо знал, что делал.

— Кабыру заплатим, — сказал Иван. — Вот разживемся деньгами и заплатим.

— Надо бы заплатить, братиска, — одобрительно заговорил Муклай.

Соловьеву не хотелось, чтобы о нем и его отряде шла дурная слава, как о грабителях и конокрадах. Для хакасских скотоводческих степей нет славы хуже этой. Иван может потерять всякую поддержку в селах, даже самые ярые враги новой власти враз отшатнутся от него, узнав о такой краже.

— Заплатим, — повторил Иван, примечая, какое впечатление произвели на окружающих его слова. — Пусть Кабыр не беспокоится. А за энтого, — он кивнул на Игреньку, — заплачу чистоганом! Золотом высшей пробы!

Никита Кулаков вдруг встал между Миргеном и Соловьевым, дернул редкими бровями:

— Где возьмешь золото? — и с независимым видом, как бы дразня Ивана, закачался на носках.

— Не твое дело! — сердито оборвал его Соловьев. Теперь Иван мог позволить себе такой тон: у него подбирались люди и он мог обойтись без Кулаковых. Может быть, даже лучше, если братья уйдут — они явно мешают Соловьеву утвердить себя командиром.

Старший Кулаков не обиделся на Соловьева. На его лице было одно любопытство. Мол, вон как ты, Иван, характером крут. И Никита ответил ему безо всякой неприязни:

— Помогу с золотом. Слово Кулаковых крепче скалы. Мы пошарим по рудникам.

— Нужно оружие, — возразил Иван, не глядя на Никиту.

— Коня в гору не погоняй. Оружие тоже найдем! На прииск Ивановский съездим, — сказал тот.

Он многое знал здесь и на этот раз был прав, пожалуй. Иван тоже подумывал об Ивановском, самом дальнем на Июсах, у студеных гольцов, руднике. Добычу золота там давно прекратили, но рудничные постройки сторожила многочисленная охрана. Вот если разоружить эту команду, можно взять больше десятка винтовок и даже исправный пулемет.

А сизым предзимним вечером, оставшись с Миргеном на крыльце избушки один на один, Иван заинтересовался станичными новостями. О многом говорил Мирген, а вот о красноармейском батальоне и его команде — ни слова. Что скажешь о батальоне, когда Мирген не сходил никуда с пословинского двора, даже бабу свою не потрогал, а жил у хозяина и пил мало-мало самогон, что выменял в Чебаках на седло. Мирген рассудил, что Автамон будет рад Гнедку и без седла.

— А как тамако учительница, Автамонова дочка? — между прочим спросил Иван.

— Добрая, оказывается, дочка. В дом завела, водки давала: пей, Мирген. Дай, думаю, выпью.

Он лениво пожевал кончик тонкого уса, ожидая, когда Соловьев спросит о чем-нибудь еще. Но Соловьев сосредоточенно молчал, думая о Татьяне, и Мирген испугался, что ему все-таки попадет за проданное седло, и решил продолжить свой нехитрый рассказ:

— Выпил и сладко стало. Девка, Симой девку зовут, ух, ладная девка, еще араки поднесла…

Иван разинул рот. Что за Сима? В Озерной он не знал никакой Симы, да и вообще у Татьяны вроде бы не было подруг, она всегда дружила с мальчишками и с парнями.

— Кака Сима?

Невольно вспомнилась ачинская знакомая. Да, Иван не сдержал слова, что тогда дал ей: ничего не сообщил о том, как пробраться в Монголию, а она, очевидно, ждет от него известий, чтоб сплавить офицеришку за границу. А если поехала в разведку сама? Да нет же, этого не может быть! Ну, Сима Симой, а при чем здесь Татьяна?