Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Банда снова стала численно расти, бухнуть, как тесто на дрожжах, пополнялась за счет многочисленной рудничной бедноты. Некоторые приходили к Соловьеву с женами, с детьми, порывая всякие связи со своим прежним домом. Радовались куску черного хлеба, что перепадал им с общего стола, обещали служить честно, себя не жалеть.

И все же такой рост банды не совсем устраивал Соловьева, он казался атаману слишком медленным и потому не входившим в его расчеты. Он думал, что советская власть не сумеет справиться с всеобъемлющими трудностями — где тонко, там и рвется, — возникшими перед нею, что ураганом поднимется всеобщее казачье и крестьянское восстание, опять захлебнутся в крови сибирские села и станицы, и тот самый ненасытный зверь, о котором недвусмысленно говорится в библейских писаниях, пожрет новую власть без остатка, а Дышлакова — в этом Иван был уверен — в первую очередь.

Но время шло, народ жил трудно, впроголодь, но, странное дело, Советы не только не рушились — набирали силу. Это было загадочно, потому что шло вразрез с обычными представлениями о вольнолюбивом сибирском мужике, которого, как старого воробья, не проведешь на мякине.

Соловьева удручало, что его никто со стороны не подкреплял. Еще прошлой осенью услышал он о белогвардейской банде, появившейся в районе Божьего озера, ждал ее, посылал гонцов. Однако Горохов успел принять свои меры: перебазировал туда группу красноармейцев, и ушлая банда мгновенно исчезла. Впрочем, туда ей и дорога, если испугалась одного красного взвода, усиленного отрядом самообороны. Не помощница она Соловьеву, с нею были бы только лишние хлопоты, господа офицеры привыкли шаркать по паркетам, куда им бродить по гольцам и таежным трясинам! Что же касается храбрых станичников, то у них поджилки трясутся при одном виде красного комбата Горохова, порастеряли казаки славу своих отцов и дедов, поразменяли ее в пустячных спорах на станичных митингах и собраниях!

Но разведка у Ивана не дремлет. У нее зоркие глаза орла и чуткие уши оленя, иначе нельзя, иначе пропадешь ни за понюшку табака. Разведка донесла, что в Белогорье, на Маганакском перевале, видели охотники отряд человек в семьдесят, с заграничным пулеметом на лыжах. У всех винтовки, а сверх того наганы и рубчатые английские гранаты. Отряд направлялся в междуречье Июсов, держась необжитых мест.

Получив это донесение, Иван не на шутку обеспокоился. Он на каждый стук и шорох нервно вскидывал голову. Он толком не знал, радоваться ему или тревожиться. Если это банда, пробирающаяся в Монголию или к нему, Соловьеву, чтобы соединиться с ним, то появлялась надежда увеличить огневую мощь отряда. Часть людей могла остаться с Иваном, но главное — боеприпасы. У банды могли оказаться патроны, в которых Иванов отряд испытывал нужду.

А что, если это красная часть, замаскированная под бандитов? Тогда верная погибель Соловьеву и всем его дружкам. Не верить, никому не верить, пока сам не убедишься, что нет заведомого обмана. Вот тогда лишь и идти на соединение сил или на установление нужного взаимодействия.

Во все края тайги посылал Соловьев разведчиков, напутствуя их неизменным:

— Искать.

Боязнь и надежда, сомнение и лукавство — все было в этом слове, люди так и понимали его и уходили в разведку с сознанием важности задачи, возложенной атаманом на них. И обследовались окрест ущелье за ущельем, перевал за перевалом. Как волны от брошенного в воду камня, все дальше расходились по тайге соловьевцы. Шли ночью и днем, шли при любой погоде.

Однажды на рассвете, когда отблески восходящей зари, пробившись через пласты лиственниц и сосен, алыми каплями закипали на сползающих с поляны дерюгах тумана, Соловьев с крыльца охотничьего домика следил за тем, как отобранные им разведчики, наскоро поев сухарей, бессловесными тенями исчезали в кустах.

Шелестел мелкий дождь, зеленая шуба леса набухла влагой, и стоило набежать быстрому ветру, как вода тяжело расплескивалась по траве, по цветущим жаркам, залетая на крыльцо. От согр тянуло смолой и разморенной хвоей, грибной запах прели кружил голову.

Вот и в хмарь есть на небе проблеск, будет просвет и в судьбе Ивана, у всех жизнь идет полосами — невзгоды сменяются радостями, затем опять идут какие-то беды и какие-то удачи. Эта мысль показалась Ивану значительной и несколько успокоила его. Нужно только не терять присутствия духа, на него смотрит эвон сколько людей. Он всегда должен быть твердым и решительным. И правильно Настя говорит:

— Ты, Ваня, пригрозку им дай. Как со мной, так будь и с ними. Без строгостей тутока нельзя. Скот должен бояться пастуха, не то разбредется весь.

Дождик давно загасил костры, напрасно возле одного из них на коленях возился Мирген, изо всех сил стараясь оживить пламя. Иван не посылал Миргена в разведку, боясь, что тот, вопреки приказу не появляться в жилых местах и не ввязываться ни в какие драки, поедет пьянствовать по улусам и окажется совсем не там, где ему нужно быть, а потом приведет «хвост» прямо на стан к Соловьеву. Бесшабашный это был человек и в серьезном деле никчемный. Но, как ни странно, именно эта бесшабашность и умиляла Соловьева: пожалуй, вот так и надо бы жить, довольствуясь маленькими радостями, не думая о будущем и не терзая себя и других честолюбивыми надеждами на призрачную народную власть, как понимал ее Соловьев, и о том тонком ломте от общего пирога, который придется на твою долю. Вот и стал Иван атаманом, а все ж боялся, что надуют его — обделят при случае, в дележку, растолкав всех локтями, непременно сразу же вмешаются такие, как Сима и Макаров, они тоже ждут своего часа, чтоб возвыситься над другими.

Ветер с лёта плеснул дождем за шиворот Соловьеву. Почувствовав легкий озноб, Иван передернул плечами. Невдалеке приметил Соловьенка, заспанного, с всклокоченной головой, он шел к домику снизу, со стороны поблескивающей сквозь кусты реки. Иван определил Соловьенку провести разведку района горы Бобровой, где у водопада в озере берет начало самый крупный приток Черного Июса — река Сарала. Что и говорить, район забытый богом, дикий, сырой — даже в июльскую жару там лежат снега многосаженной толщи. Пришлый отряд мог оказаться именно там, потому что у горы Бобровой собирались в один узел все хребты, идущие с востока и юга, и все ущелья. Соловьенка в том краю тайги никто не знал, поэтому ему не грозила опасность — охотник и охотник, мало ли их, чудаков, бродит в здешних гольцах! Зато, встретив дружественный отряд, Соловьенок мог достойно представить Ивана и всю Иванову честную компанию — что ни говори, а учитель, язык привешен ловко, по всем правилам.

— Подь-ка, Александра, — позвал его командир.