Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Где?

— Под Половинкой, на свороте.

У комбата не было времени на дальнейшие расспросы. Он поднял батальон по тревоге и форсированным маршем повел в сторону Чебаков. Расстояние до места, указанного Григорием, было значительным — около пятидесяти верст, и если только обоз тронулся со станции Шира утром, то озерновцам уже не успеть. Скорее прибудет к Половинке чебаковский взвод, там всего семь верст, но нужно как-то сообщить о засаде в Чебаки. Ближайший телефон был на станции Шира, куда срочно и послал комбат своего ординарца Костю.

Полпути батальон прошел на рысях. Чтобы не вспугнуть засаду, если она есть, Дмитрий выслал вперед конные разъезды. Теперь можно было сменить рысь на шаг, чтобы дать коням отдохнуть.

Близость боя горячила бойцов, они ехали нервные, молчаливые, готовые в любую минуту очертя голову кинуться в схватку. Тем временем ровная степь понемногу перешла в пологие холмы. Кое-где стали попадаться островки кряжистой лиственницы — в этих местах поневоле приходилось быть осмотрительнее.

В нескольких верстах от хребта Арга Алты на каменистой гриве дозор неожиданно столкнулся с разведчиками чебаковского взвода. Те сообщили, что обоз все-таки попал в засаду, есть убитые и раненые. Соловьевцы быстро отошли в нескольких направлениях, рассыпались, как горох по решету. Их-то и высматривают сейчас и пытаются догнать красноармейцы и чебаковский отряд самообороны.

Дмитрий выругался: случилось худшее. Батальон не поспел к бою, обоз ограблен, взято оружие, в том числе и пулемет, погибли люди. Так ведь было и в Черемшино, когда подмога прискакала уже к остывшему пепелищу. Тем и страшна банда, что она может появиться в любой момент в любом месте этого большого степного и таежного пространства и исчезнуть мгновенно в прибрежных зарослях тальников, черемухи и в непролазной чащобе тайги.

И нисколько не утешало Дмитрия то, что обоз был обстрелян еще до выхода батальона из Озерной. Скажи Григорий о предполагаемой засаде даже тогда, когда он только вернулся в станицу, все равно опоздали бы. Значит, не мог предупредить чебаковцев и Костя. Об этом коротком бое чебаковцы узнали от прискакавшего с пастбища чабана, который услышал стрельбу под горою и решил, что было неладно.

— Банда не ушла далеко, — сказал Дмитрий, прикидывая, куда теперь послать погоню. Он старался не смотреть на разбросанные у телег трупы, его подташнивало от сладковатого запаха человеческой крови, от самого вида насильственной смерти.

Запалив коня, прискакал Костя. Еще со вчерашнего вечера линия Шира — Чебаки не действует. Предприимчивый Соловьев не повторил своей ошибки: перерезал провода связи и забрал с собой телефонные и телеграфные аппараты, прикончив на станции двух телеграфистов.

— Умнеет, гад, — вслух подумал Дмитрий.

Разделившись на три конных группы, батальон начал поиски бандитов в ближайшей тайге, непосредственно прилегающей к Черному Июсу. До темноты рыскали по опасным таежным тропам, по горам и болотам. К вечеру собралась в горах гроза, захлестнула водой лощины, сорвала на речушках мосты. Преодолевая немыслимую грязь, кони выбились из сил, устали вымокшие до нитки красноармейцы.

Соловьев постарался не наследить. Муку увез уже не на телегах, как прежде, а прямо в седлах. Нигде не было брошено ненароком ни клочка бумаги, ни обрывка веревки, ни даже окурка.

— Нету его! Нету! — с нотками истеричности в голосе докладывал командир чебаковского взвода, большеглазый, курносый паренек лет восемнадцати. Его группа увидела вроде бы недавно пробитую копытами тропку. Поехали по ней, тропка повела в сторону тайги, затем повернула назад, покружила по голому распадку, где не было ни деревца, ни кустика и, перевалив невысокий холм, снова направилась к Половинке. То ли бандиты нарочно путали след, то ли кто-то ездил здесь до них. Эта неудача и расстроила командира взвода.

Поздней ночью батальон, кое-как выбравшись в степь, отошел в Чебаки. Красноармейцев с трудом развели на постой по дворам. Люди валились и спали мертвецким сном.

Дмитрий пошел к председателю сельсовета, но лачуга у того была крохотная, вонявшая мышами и плесенью, в зыбке то и дело вскрикивал больной ребенок. Дмитрий, ни слова не говоря, повернулся и отправился на сеновал.

А назавтра он решил хорошенько расспросить местных охотников, встречали ли они кого в тайге за последние две-три недели. Если встречали, то где именно, что это были за люди, много ли их?

Мурташка сидел рядом с Дмитрием на завалинке председательской избы и, по-стариковски горбясь, слушал, что ему говорил комбат. Морщинистое лицо охотника выражало крайнее напряжение, он старался понять и по справедливости оценить все происходящее.

— Соловьев в этом углу. Помоги найти, — вкрадчиво сказал Дмитрий. — У тайги от тебя нет секретов.

— Тах-тах, — согласился Мурташка. — Охотимся, белка бьем. Куда белка, туда и мы.

— Так где он? — спросил Дмитрий.

— Стрелять будешь? А стрелять не надо, тах-тах. Зачем стрелять? — замотал головой Мурташка.

Охотник посчитал, что русский начальник сердит, что не миновать войны, а если начнется война, то будут опять убитые и раненые. И Мурташка счел за благо не откровенничать с комбатом, а только посоветовал:

— Уезжай, пожалуйста.

— Кого встречал? Ну, говори!

— Тайга пустая. Марал ушел, человек ушел, — сокрушенно бормотал Мурташка. — Совсем.

О Соловьеве он не сказал ничего. Твердил лишь одно: в тайге давно не был, никого не видел, даже зверь теперь далеко в горах, наверное, аж за белоголовой вершиной Большой Каным, у удачливых шорцев. Зверю ведь тоже шибко плохо, когда его убивают и ловят. Константин Иванович был добрым: зверей никогда не пугал, стрелял мало, только для забавы себе и друзьям, веселые песни любил. И не жалел никакого угощенья для Мурташки: вином поил, папиросы давал. Скоро он будет тут опять, но ездить с ним в тайгу Мурташка уже не сможет, совсем заболел: видно, пора помирать.

Дмитрий провозился с охотником почти до полудня, но никаких сведений о Соловьеве не получил. Нечего было далее терять время на бесплодную болтовню.

Боясь, что вот-вот нагрянет милиция, а дел дома край непочатый, Григорий, не разгибаясь, занимался домашним хозяйством. Нужно было подправить крыльцо, оно прогнило и разъехалось, и когда Дмитрий пришел к Носковым, хозяин тесал бревно.

Дмитрий заметил синюю худобу Григория и лихорадочный блеск его усталых, ввалившихся глаз. Нет, не прошло бесследно добровольное пребывание в банде.

— Пооткровенничать хочу, — признался комбат.

— Садись, — Григорий сдержанно кивнул на березовый чурбан.

— Почему не спрашиваешь, как съездили? — облизывая запекшиеся губы, заговорил комбат.