Юлия Верба - Одесская сага. Понаехали [litres]

Гордеева не забудет позора и вынесет урок на всю оставшуюся жизнь. В новом сезоне опять случится целая пропавшая туша. Она подойдет к ней с кружкой и ложечкой, разболтает в водичке полстакана хлорки и с улыбкой торжественно окропит мясо. Ровно двадцать минут она, скрестив руки, простоит рядом с «трупом», пока повара будут биться в истерике и проклинать ее сволочную натуру. – А теперь пожалуйте!

Она удалится. Повара понюхают. Облегченно вздохнут и попробуют спасти мясо вместе со своими деньгами. Вонь от кастрюль пойдет такая, что капитан, отметившийся в Первую мировую, потирая слезящиеся глаза, спросит у Гордеевой, а не началась ли часом химическая атака?

– Да что вы, уважаемый. Просто мясо стухшее актировала, – ухмыльнется Фердинандовна.

– А запах?

– А запах – то повара после списания вернуть его к жизни пытались.

– И что мне с ними делать?

– Ну, мне почем знать, вы же капитан.

С тех пор порядок на ее судне соблюдался неукоснительно.

Она привезет из круиза профессиональный загар под халат и окрепшую в разлуке с сыном нервную систему. Тем более, что Женька откажется жить у свекрови. Петя, истративший на свадьбу все сбережения, не сможет снять даже комнаты. Молодожены поселятся в маленькой комнатке Фиры и Вани, а те перейдут в дальнюю опустевшую детскую. – Все хорошо, дети. Окрепните. Тем более все равно Петя половину времени в дорожных рейсах проводит, – будет улыбаться Фира.

Только Котя и Ксюша таким прибавлением в семье останутся недовольны – они-то размечтались, что наконец, когда последняя старшая выпорхнет из родительского гнезда, они как буржуи получат каждый по своей собственной комнате.

Пока Фердинандовна, как Иов, странствовала по крымско-кавказской в каюте судового врача, первоклассница Ксеня Беззуб влет выучила главный шлягер всей Одессы. Она запомнила полтекста на свадьбе, вторую часть досочинила сама в хромающий размер. «Кууупите бублички, горячи бублички, гоните рублички, сюда скорей», – исполняла она, проходя по двору с отцовской шляпой. Соседи жертвовали певице неохотно и скудно.

Но пройдя половину периметра двора, у самой арки она столкнулась с благоухающим «Шипром» и таировским вином Боречкой. Боречка достанет портмоне и положит Ксене в шляпу десятку.

Ксеня округлила глаза и с усердием заголосила: – Отец мой пьяница – за рюмкой тянется, а мать уборщица – какой позор, сестра гулящая, тварь настоящая… – Боря скрестил руки на груди: – Душа моя, робко интересуюсь, где вы набрались такого репертуару? И что стало с вашей сестрой? – Ксеня с перепугу дала петуха и рванула домой.

Женьки не было. Ксюха, пританцовывая от возбуждения, вопила:

– Там! Там! Там! Там!

– Да что там? – развернулась от кастрюли с бульоном Фира.

– Там этот приехал! Женькин! Который с розами! И с мотоциклом!

– Ой вэйзмир! – Фира обтерла руки и выскочила во двор. Боречка стоял посреди двора. Он приподнял шляпу и поклонился:

– Доброго здоровьичка, мадам Беззуб!

– Ну здравствуй, – кивнет Фира.

Боря развернется и неторопливо пойдет к себе домой, а Фира спустится вниз, потрогает пару простыней и заскочит к Ривке:

– Ой мамочки! Рива, что делать?! Он вернулся!

– Кто вернулся? Йося?

– Да какой Йося?! Борька Вайнштейн вернулся.

Ривка пискнула и зажала рот рукой.

– Ой горе… А что сказал?

– Ничего! Поздоровался и к себе пошел.

– А он знает про Женю с Петей?

– А я знаю?! – всхлипнула Ира. – Боже, куда бежать? К Ване? К Пете? Что делать?

– Спокойно. Может, Сему спросить? Да как к нему сейчас пойдешь?

– А может, Сема ему сам написал? Мало ли была блажь у мужика, больше полгода прошло. Мы ж не в синематографе, чтоб сразу стреляться стали.

– Вот я и боюсь: ладно стреляться – мы его тут всем двором скрутим или Ванька ему чего надо отстрелит. А если он Женьке опять жизни не даст?

– Женьке? Ты видела, что она с мужиками творит? На узел вяжет с бантиком.

Ривка налила две рюмки и рубанула помидор:

– Бери давай! У тебя так сердце колотится, я сюдой слышу!

Они выпьют. А потом еще. После третьей у Ривки случится озарение:

– Дождись Беззуба – он самый умный. Я знаю Борю. Он – сука редкая, но хитрая и осторожная. Шмалять с порога не пойдет, сильно себя любит. Успокойся, сегодня точно никого не снасильничают и не убьют. А вечером твой Ваня все придумает и устроит.

Фира выдохнет и поднимется домой. Ее идеальный янтарный бульон, знаменитый «еврейский пенициллин», который у одесских хозяек томится часами на маленьком огне под бдительным присмотром, чтобы не дай бог не вскипел, где шум собирается ложкой до микрона, успел перебурлить и выкипеть до половины.

Боря привстал из-за праздничного стола:

– Пойду, пожалуй, разомнусь.

– Сиди дома, шлема, – вздохнул Семен. – Разминка окончена.

– Ты о чем? – Боря картинно откинулся на стуле.

– Если ты к Женьке собрался, то у нее только медовый месяц с гордеевским сыночком закончился.

– В смысле?

– В прямом. Свадьба была с размахом. На весь двор. У Беззубов теперь живут. Так что угомонись с этой ранней гимназисточкой.

Боря сглотнул, но справился.

– Батя, ты чего? Ну было – сплыло.

– Да? У правильного пацана какой-то хозер [8] Хозер – свинья, презрительное название иноверцев ( идиш ). бабу увел, и ты так спокойно? Говорил тебе – прикопай на Куликовом, так нет – сам их свел. А сейчас – после драки кулаками не машут.

Боря встал.

– Ну курить же мне пока можно?

Фира пошла на совет к Ване. Тот выслушал и обнял жену:

– Ну что ты переживаешь? По сравнению с нами – это овечки на лужайке. Женька что, любила Борю? В жизни не поверю. Она ему нравилась? Так за тобой пол-Никополя сохло, и что?

– Какие пол-Никополя? Экий ты фантазер! – отмахнулась Фира. – Я боюсь, чтоб он беды не натворил, чтоб Женьку с Петей не поссорил.

Ваня посуровел:

– Поссорятся – значит, так им и надо, адиетам. Из-за чего? Разве Женька мало Петю любит, чтобы на Борю смотреть? Или ревность Петьку одолеет – так тоже глупо, раз Женька его уже выбрала. Не трогай детей. Разберутся.

– Шейне пунем!

Женька резко тормознула в подворотне и медленно оглянулась – у дверей Вайнштейна стоял Боря в шикарном свободном костюме и кепке-шестиклинке.

– Вот так вот! Пробежит мимо и даже не обнимет!

Боря не спеша, раскрыв объятья, шел к Жене. Та скрестила руки на груди:

– Вайнштейн, тише себя веди! Объятия закончились.

Боря по-детски обиженно скривил лицо:

– Женечка, ты разбиваешь мне сердце!

– Было бы что разбивать! – хмыкнула Женька. – Боря, давай выясним раз и навсегда: я замужем. Один поцелуй по пьяни между нами – не считается. Ты милый, хороший, но я замужем и никаких шейне пунем. Понятно?