Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

Теперь это подтверждено официально. Нет ни одного человека, который был бы за нее. После двенадцати лет тяжкой работы она взяла неделю отпуска. Ладно, пускай две недели, или три, но ей нужно было отключиться. Ведь именно это всегда делает Роксанна? «Мы едем на [вставить название частного острова], чтобы хорошенько от всего отключиться». Но, разумеется, Роксанна ни от чего не отключалась. Она постоянно постила в инстаграме селфи в дурацкой шляпе и бикини, и по мышцам живота было видно, что она слишком сильно старается. А Рэйчел в самом деле отключилась! Она хладнокровно убила свой телефон! И посмотрите на нее теперь. Она наконец перестала копить всё в себе. Она выкричалась. Она на минуту сняла ногу с педали газа. Но это не разрешалось. Это было неприемлемо. Она была неприемлема.

Она села в такси. Посмотрела на часы. Было восемь утра, как она теперь понимала, воскресенья. У нее возникла идея.

Группа психологической поддержки для жертв изнасилования в больнице Тоби переехала на первый этаж, и хорошо – это позволило Рэйчел войти и выйти быстро, не блуждая по коридорам и не попадаясь на глаза коллегам Тоби. Когда она пришла, группа уже пятнадцать минут как началась. Женщины замолчали и поздоровались с ней.

Одна из женщин только что закончила свой рассказ. Руководительница группы взглянула на Рэйчел:

– Кажется, у нас новая участница.

– Меня зовут Рэйчел.

– А я – Глиннис. Я стажерка. Наша постоянная руководительница сейчас в отпуске. – Верно, вспомнила Рэйчел. Август. В августе нельзя сходить с ума, потому что на местах остаются только стажеры. – Вы хотите с нами поделиться?

Рэйчел привычно, как собака Павлова, села и зарыдала. Рыдать было приятно. Она не плакала уже бог знает сколько времени, с тех самых пор, как Сэм бросил ее в «Крипалу» – пять дней назад, а может, двенадцать недель назад, Рэйчел точно не знала.

Когда Рэйчел ходила сюда после рождения Ханны, она никогда о себе не рассказывала. Может, проблема как раз в этом. Может, оттого, что она недостаточно участвовала в работе группы, она не освободила в себе место для исцеления. Может, Тоби тогда был прав насчет нее и родительства: просто присутствовать – недостаточно. Нужно еще и участвовать. Иначе не докопаешься до истинного смысла. Да. Да!

На этот раз, решила она, она сделает всё на совесть. Она заговорила. Она рассказала о рождении Ханны и о том, как тогда ходила сюда на группу. Она рассказала о своем браке. Она рассказала про свой бизнес, про Сэма Ротберга и про терапию криком. И про Алехандру рассказала, хоть и не назвала ее имени. Рассказала про Тоби и детей. Рассказала про то, что ей теперь некуда пойти и что ее никто не может любить, потому что она коренным образом неприемлема. Она говорила и говорила. Кажется, ей еще ни разу в жизни не позволяли так долго говорить.

Закончив, она перевела дух. Сделала длинный вдох через нос и не ощутила того, что кричательный терапевт называл икотой. Она в беде. Она не видела своих детей… сколько уже? Несколько недель? Несколько дней?

Наконец заговорила Глиннис.

– Это группа поддержки для жертв изнасилования, – медленно произнесла она.

– Да, – сказала Рэйчел.

– Вас изнасиловали?

Рэйчел растерялась:

– Ну, формально – нет, не то чтобы…

– Это группа поддержки для жертв изнасилования. К сожалению, вам придется уйти.

Видите? Неприемлема.

Она поймала такси и отправилась на Аппер-Ист-Сайд. Подъехала к дому Тоби; вытащила ключ от квартиры, но так и не набралась духу им воспользоваться. Она пошла пешком к своему дому. Но даже не смогла войти. Она решила, что можно съесть бублик и пойти в Метрополитен-музей – посмотреть, какие там сейчас выставки. Может, импрессионисты наведут на нее скуку, от которой станет клонить в сон. Теперь Рэйчел думала, что можно принять ночной тайленол, но сейчас еще утро – надо подождать ночи.

– Я думаю, тебе нужна помощь, – сказала я. – Я думаю, будет лучше, если ты разрешишь мне позвонить Тоби.

– Тоби не хочет ничего обо мне знать.

– Хочет, честное слово.

– Нельзя, чтобы он видел меня такой. Он их у меня заберет. Он это все время делает: забирает.

Я попросила разрешения проводить ее домой. Она не сказала ни да, ни нет. Мы дошли до ее дома, поднялись наверх, и я отвела ее в спальню. Она легла на кровать, на бок, и я стала гладить ее по волосам. Я встала, чтобы принести воды, но она удержала меня:

– Мне нужно, чтобы ты стояла на страже.

Я сидела на краю кровати, пока она наконец, наконец-то не заснула.

После того как я ушла из квартиры Тоби в воскресенье утром, он повел детей в Музей естественной истории. Он хотел снова посмотреть на Vantablack. Ощущение потери ориентации было чем-то желанно.

– Не вижу, что здесь такого необычного, – сказала Ханна. Но Солли затерялся в черноте и плакал.

Потом они сели на автобус и поехали домой, чтобы выгулять Бабблза. Ханна, вопреки обыкновению, не возражала против поездки на автобусе. То ли потому, что рядом не было тех, кого она стеснялась бы, то ли потому, что понимала: терпение отца уже на нуле. Дети снова посмотрели фильм про Ферриса Бюллера. Тоби вспомнил, что не позаботился заранее об ужине. Вот так будет протекать его жизнь в следующие десять лет. Работа, ужин, «Феррис Бюллер». Что ж.

– А можно нам посмотреть «Лошадиные перья»? – спросил Солли, и у Тоби что-то оборвалось в животе – из-за братьев Маркс он вспомнил про Джоани. Желание в нем мешалось со страхом перед отделом кадров.

Он велел Солли читать, пока он не придет подоткнуть ему одеяло на ночь. Он надеялся, что Солли уснет сам. Но Солли не уснул, и Тоби пришел к нему в комнату и стал читать «Хоббита», которого они начали до отъезда Солли в лагерь. Тоби читал машинально, не воспринимая ни слова, без всякой интонации. Он не понимал вопросов Солли, и ему приходилось перечитывать предложения.

– Знаешь, я немножко устал, – сказал Тоби. – Давай лучше на завтра отложим.

Ханну он тоже отправил в постель и велел читать. Она немедленно встала в боевую стойку, но Тоби не намерен был этого терпеть:

– Знаешь, у меня был очень тяжелый день.

Она подчинилась – вроде бы приняв сочувственный вид. Может, это хорошо, что Ханна теперь его, и только его. Он вырастит из нее хорошего человека.

Он лег на кровать и уставился в загаженный потолок. Сегодня в музее они зашли на лекцию в планетарий. Там рассказывали про все, чего ученые пока не понимают во Вселенной за пределами Земли. Гулкий голос рассказывал о темной материи: ученые еще ничего не знают об этом веществе, но похоже, что оно связывает космические тела между собой так, что они образуют своего рода ритм. Мы видим космические тела, но не видим темную материю. Она – загадка, и все же Вселенная от нее зависит. Мы ее не видим, но она всё приводит в движение.