Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

Фрукты. Он решил, что хочет фруктов. Он съел последнее яблоко вчера вечером. Он уже чувствует, как у него проявляются несомненные симптомы цинги. Ему нужен витамин C. Ему нужен магний, потому что в последние три дня у него время от времени начинал дергаться глаз, и сегодня он пошел в туалет посмотреть, заметен ли тик снаружи, и оказалось, что заметен. Ему нужен оптимизм, которым можно подпитаться в магазине Whole Foods. Поставив перед собой задачу, он направился в Whole Foods на Восемьдесят седьмой улице и стал бродить по проходам, глядя на элитные продукты в упаковках из крафт-бумаги и преисполняясь надеждами на новую жизнь. Он оказался возле ряда с увлажнителями. Может быть, ему нужно пересмотреть свои процедуры ухода за кожей. Может быть, он нуждается в ароматерапии с экстрактами из диких цветов. Может быть, ему нужно конопляное масло. Может быть, ему нужна кокосовая вода. Нет, правда, что если он начнет регулярно проводить ароматерапию? Что если он купит себе диффузор, из которого масла испаряются, напояя ночной воздух? Он проснется, полный обновленных клеток и свежих гормонов, а потом начнет медитировать, и тогда его жизнь…

– Тоби!

Он обернулся – это оказались Сынди Леффер и Мириам Ротберг. Потные, волосы – влажные, так что вьются у корней. Мириам была в майке с надписью «Спортзал или смерть». Майка Сынди гласила: «Крась губы и отжимайся».

– Второй Флейшман за день! – сказала Мириам.

– О, привет! – сказал Тоби. – Здрасьте. А я зашел фруктов купить.

– Я думала, что, может быть, ты все еще в Хэмптонсе, – сказала Сынди.

– Да, – сказал Тоби. – Очень много хлопот. В больнице. С пациентами. Но нет, я не еду в Хэмптонс. Дом после развода отошел Рэйчел. Я туда больше не езжу.

– А Роксанна другое рассказывала, – Сынди произнесла это игриво, будто намекая на что-то сексуальное, но она была стара для таких вещей, и у нее вышло лишь какое-то кваканье.

– Да, я привез детей, потому что Рэйчел зашилась с делами. Ханна соскучилась по Лекси.

– Ну а мы последнюю неделю июля всегда проводим в Европе. Эй, послушай, а ты что, не получал моих эсэмэсок? Ханна забыла у нас свою подушку.

Он смутно припомнил пачку каких-то совершенно ненужных эсэмэсок от Сынди.

– Знаешь что, – сказала Мириам, – обязательно приходи с детьми к нам ужинать. Ты же знаешь, что мы не становимся ни на чью сторону. Родители Сэма развелись, и эта тема нам очень отзывается. Слушай, а ты до сих пор ходишь на йогу? Мне показалось, пару недель назад я видела тебя с ковриком для йоги.

Тоби никак не мог сосредоточиться на ее словах:

– Что? А, да. Да, хожу. Иногда.

– Возьмешь как-нибудь с собой Сэма? Он только что съездил на йога-ретрит и теперь только и бредит йогой.

– На йога-ретрит? – переспросил Тоби.

– Да, в Массачусетсе. Тот, знаменитый. Погоди, я вечно забываю, как он называется.

– «Крипалу», – произнес Тоби. И, услышав со стороны свой голос, понял, что название «Крипалу» чем-то похоже на слово «прилипалу». Как он умудрился раньше этого не заметить?

– Точно! «Крипалу»! Он побывал там в эти выходные и с тех пор занимается йогой каждое утро. Мы приглашаем преподавателя на дом. Наконец-то! Я столько лет пыталась оттащить его от беговой дорожки. Я твердила: «На свете есть еще столько приятных и интересных занятий!», а он хотел только бегать. В школе он бегал кросс по пересеченной местности.

Позже Тоби недоумевал, почему для него было так важно сохранить хладнокровие перед этими людьми, на которых ему глубоко насрать. Он снова и снова перебирал последовательность событий и не мог понять, почему в этот момент хотел только не помешать социальным амбициям Рэйчел, вместо того чтобы рассказать ее подругам в точности, что она за человек и что вытворяет.

Тут его собственный мозг толкнул его локтем в бок. Тоби понял, что совершенно пропустил мимо ушей первые слова Мириам, так незыблемо он хранил в голове полнейшее и окончательное исчезновение Рэйчел.

– Извини, ты сказала «второй Флейшман за день»? Ты видела Рэйчел?

– Очень, очень странное дело, – ответила Мириам. – Да, мы ее видели. В парке. Она лежала на одеяле и спала. Среди дня. Я еще сказала: «А, горишь на работе?»

Мириам засмеялась.

– Если честно, я только рада, что она выкроила минутку на отдых, – сказала Сынди. – Она так тяжело работает! Я ее не видела уже… сколько? Две недели? И еще эта новая стрижка!

Тут Мириам тоже что-то сказала, а Сынди отвечала ей то ли в течение часа, то ли в течение минуты, но Тоби уже ничего не слышал, потому что у него застыла кровь в жилах, среднее ухо взорвалось, мозг превратился в замазку и закапал из носа, а лицо расплавилось и стекло с черепа, и он понял, что его жизнь больше никогда не будет прежней и что он ничего не понимает и уже вообще никогда ничего не поймет.

В тот день, когда Тоби познакомился с Рэйчел, он стоически-мученически переносил самую долгую засушливую полосу в своей взрослой жизни после долгожданной потери невинности. Первый раз у него случился в тот год, что мы провели в Израиле, когда он по пьяни перепихнулся с моей соседкой по комнате, Лори, у которой зубы торчали вперед. Тоби страшно жалел о случившемся, за исключением того факта, что это все-таки случилось и теперь он хотя бы не умрет девственником. В тот год ему исполнилось двадцать лет, и позор оттого, что он расстался с подростковым возрастом, но не расстался с «девственной плевой», как назвал это Сет, был невыносим. В ту ночь он вернулся в общежитие, как солдат возвращается домой с войны: гордый и немножко травмированный. Соседи по общежитию набежали в вестибюль, подняли Тоби на плечи и понесли. Он сгорал от стыда и в то же время наслаждался, точно как во время собственно секса.

Потом был первый раз (то есть второй для него секс) в рамках настоящих отношений с девушкой. Это случилось через полгода обучения на последнем курсе, с пресной социологичкой по имени Жанин, страдавшей тревожностью. Жанин была из тех студентов, которые записывают до последней запятой все, что говорит преподаватель, и учатся потом, читая записанный текст, зазубривая его наизусть, никогда не ставя под сомнение и не задавая ни единого вопроса. Она не пыталась ничему научиться; ей нужно было пройти учебную программу и выжить. Она вечно пищала, что непременно провалится, а потом получала хорошие оценки, близкие к отличным. Она говорила, что у нее «книжный ум». Тоби про себя думал, что «книжный ум», похоже, означает отсутствие ума как такового. Он пытался утешить Жанин, объяснить ей, что ум – не самая главная характеристика в человеке, и кроме того, она ничего не может с этим поделать, и она должна быть довольна своим трудолюбием и тем, как вообще живет на этой планете. Но нельзя говорить подобные вещи принстонской студентке, которая учится так прилежно, как Жанин, и которая заговорила про «книжный ум» только для того, чтобы услышать в ответ: «Нет, нет, я потрясен твоим природным интеллектом».