Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

– Я потрясен твоим природным интеллектом, – говорил он, и иногда ему за это перепадал оргазм от ее руки.

Он целыми ночами ждал, пока наконец закончатся ее бесконечные труды в группах для совместных самостоятельных занятий и она вернется домой и, может быть, согласится на секс. Но чаще она вежливо извинялась, утверждая, что после секса не сможет уснуть и из-за этого плохо напишет очередной доклад, или плохо сдаст экзамен, или еще что-нибудь, что было для нее, несомненно, важнее. При таком полнейшем, как в пустыне, отсутствии перспектив главной целью для Тоби было получить хотя бы немного секса и никогда не спрашивать себя, сводятся ли к этому отношения полов и нравится ли ему вообще эта девушка. Подобный вопрос был опасен, и кроме того, у Тоби не было сил его задавать: вся его энергия уходила на интерпретацию жестов. Он должен был безошибочно понимать, означает ли небрежно закинутая на его плечо рука или поцелуй прямо в губы, что ему дан зеленый свет.

Через четыре месяца их отношения довольно бесцеремонно закончились. Как-то утром Жанин позволила ему иметь секс с ней – точнее сказать, на ней, – а потом сообщила: ее родители на самом деле не хотят, чтобы она встречалась с некатоликом и неитальянцем, а раз эти отношения не имеют перспективы, то она лучше подольше поспит по ночам. Тоби громко возражал, не думая о том, действительно ли она ему нравится, и не желая с ней расставаться. Из жалости она предложила ему перепихнуться еще раз, «на прощание», и он поймал ее на слове. Раньше ему приходилось унижаться, гоняясь за сексом, но до сего дня не доводилось испытывать унижение во время собственно секса, наблюдая, как партнерша с нетерпением ждет, чтобы он закончил. В июне того же года он переехал в Нью-Йорк. Его приняли в медицинскую школу Нью-Йоркского университета. Его приняли и в Колумбийский университет, но он хотел перемен. Он не хотел жить в кампусе. Он не хотел жить среди исключительно спермотоксикозных студентов вроде него самого. Он фантазировал о том, как встретит девушку, но не медичку. Он будет заниматься где-нибудь, а она там же будет читать книгу – может быть, Филипа Рота, или Беллоу, а может, Вирджинию Вулф. Он подойдет к ней и пошутит, она засмеется, и у них всё будет.

На ту вечеринку в Колумбийском университете, где он встретил Рэйчел, он даже не хотел идти. Сет учился на курс младше него, поскольку остался на второй год в Израиле. Когда им всем уже нужно было уезжать, Сет встретил девушку двадцати одного года, которая как раз оканчивала службу в израильской армии, поехал с ней в Дахаб на выходные покурить травы и решил провести следующий семестр, путешествуя вместе с девушкой по тем местам, по каким обычно путешествовали молодые израильтяне после армии, пережив тяготы военной службы: Индия, Таиланд, Греция. В Греции он ее оставил. Это произошло через четыре месяца после знакомства, когда она заговорила о женитьбе. «Женщины существуют исключительно в рамках определенной траектории, – писал Сет на открытке, которую прислал Тоби из Афин. – Они не могут просто быть . Я надеюсь, тебе дают, но я также знаю, что каждый оргазм имеет свою цену». Тоби пожалел, что Сет не послал это в запечатанном конверте, но что поделаешь. Во время той памятной вечеринки Сет оканчивал последний курс в Колумбийском университете. Как-то вечером они с Тоби ужинали вместе, и Сет сказал, что после ужина они обязательно должны пойти на ежегодный бал литературного общества, который проводится в библиотеке. Тоби терпеть не мог тусовки в университете и людей, которые там учатся. Но Сет сказал: «Тебе там может перепасть секса».

Тоби знал, что это, скорее всего, не так. Но послезавтра его родители должны были приехать в гости из Лос-Анджелеса, и он решил, что даже если его шансы на секс – три процента, это по крайней мере поддержит его морально перед работой, предстоящей в воскресенье: очистить к приезду родителей свинарник своего жилья от порнухи и вони, а также приготовиться к пулеметному огню материнских замечаний, разносящих вдребезги его самооценку. На вечеринке он увидел девушку по имени Мэри, соседку Сета по общежитию, к которой неровно дышал, и задумался: не это ли его шанс? Он подошел к ней, заговорил, и они поболтали минут пять. Она смеялась над каждым его словом, и да, это действительно начинало выглядеть как его шанс. Но тут из сортира вернулся какой-то дебил, с которым она, судя по всему, пришла. Он сказал, что его зовут Стив, он учится в Уортоне и приехал навестить Мэри, и «просто офигеть, какую громадную личинку я только что отложил в сортире. Надеюсь, у вас тут канализация хорошо работает». Мэри засмеялась, и Тоби почувствовал: этим смехом она предала все, что он о ней знал или на что надеялся. В эту минуту Тоби был далек как никогда от понимания, почему он одинок.

Он уже собирался уходить, исчерпав свой суточный лимит унижений и растерянности, и в последний раз оглядел комнату. У окна стояла девушка и разговаривала с другой девушкой, которая была пьяна и висела на каком-то парне. Первую девушку Тоби раньше не замечал, и это было странно, потому что ее внешность поражала: прямая челка, светлые волосы, пробудившие в нем запретную, доселе дремавшую тягу к шиксам, бледная кожа, красные губы. Это была Рэйчел; она смотрела себе под ноги и вежливо кивала, выслушивая чепуху пьяной девицы. Но вдруг, почувствовав, что на нее смотрят, подняла глаза и откровенно встретилась с ним взглядом, а потом отвела взгляд с типичной улыбкой девушки, которая не хочет улыбаться: отвела глаза, не поворачивая лица, а потом закрыла рот так, что уголки губ поползли вверх. На ней была туго обтягивающая водолазка в лапшу и легинсы, какие в последнее время носили все девушки, а вокруг талии обвязана фланелевая рубашка. У нее всегда был вид человека слишком утонченного, чтобы носить такую же одежду, как остальные студенты: слишком строгий стиль, слишком красива, но не по-молодежному, а по-взрослому.

Тоби решил подождать. Теперь она разговаривала с Отто, старым приятелем Сета по общежитию, а также с парнем, которого клеил Отто. Тоби налил себе пунша. Он постоял с бокалом в руке, но тут же понял, что даже если может позволить себе калории алкоголя, никогда не станет пить эту сахарную фруктовую гадость, и вылил пунш в раковину. Но потом подумал: а что если пунш поможет заговорить с девушкой? Он налил еще пунша, принес его Отто и обратился к ней. Ее улыбка из самодовольно-скрытной перешла в неловкую, а потом в настоящую.

– Я заметил, что вы тут стоите без пунша, – сказал Тоби. – Я его весьма рекомендую.

Она ему улыбнулась. Она была слишком красива для того, чтобы ему улыбаться:

– Точно? Вы только что вылили его в раковину.