Софи Кинселла - Шопоголик и Рождество [litres]

– Бекки?

– Привет! – ору я в ответ. – Люк, подними голову! Я на крыше!

– Бекки ? – Он отступает на пару шагов, задирает голову, и челюсть у него отпадает. – Какого дьявола ? Я выяснил имя владельца, сейчас кто-нибудь приедет и выпустит тебя. Ты там… в порядке?

– Все прекрасно! – кричу я в ответ, и тут подъезжает другая машина, из которой выскакивают Сьюзи, мои родители и Минни.

– Бекки! – в ужасе вопит мама, заметив меня. – Солнышко, осторожнее! Не упади! Грэхем, смотри, она на крыше!

– Сам вижу! – раздраженно рявкает папа. – Не слепой. Бекки, дорогая, держись!

– Бекс, прости, ради бога , – верещит Сьюзи. – Мы не хотели тебя расстроить!

– Мы все жаждем прийти на Рождество к тебе! – орет Дженис, и ее тонкий голосок эхом разносится в вечернем воздухе. – Джейн, с ней все будет в порядке? – В поисках поддержки она одной рукой хватается за маму, а второй за Сьюзи. – Что, если она свалится и убьется насмерть?

– Не волнуйтесь! – заверяю я их. – Я очень рада, что все уладилось!

– Эта Надин просто чудовище! – кричит папа. – Жуткое поведение!

– Мы все не так поняли! – во всю глотку вопит Сьюзи. – Ну и тупицы!

– Мы обязательно придем к тебе завтра! – добавляет мама. – Все вместе! Солнышко, и нам плевать на еду и все остальное. Нам важна только ты! Слышишь меня, Бекки, милая? Только ТЫ!

И вот они стоят рядком там внизу, держатся за руки и смотрят на меня. На головы их, покружившись в темном воздухе, опускаются снежинки. И мне вдруг приходит на память картинка из Минниной раскраски о Гринче. А в груди начинает нарастать чувство, перед которым меркнут все тревоги. Да, у меня нет индейки. Да, мое Рождество никак не назовешь идеальным. Но, глядя на собравшихся там, внизу, любящих меня людей, я понимаю… что мне на это плевать.

У меня есть индейка!

Я достаю ее из духовки, всю золотистую, истекающую соком и покрытую хрустящей корочкой, и сама не могу поверить в происходящее. Я дома. Сегодня Рождество. Все мои родные и близкие рядом. Обед удался. И у всех превосходное настроение…

А еще на мне платье от Alexander McQueen , и оно отлично на мне сидит!

Люк подарил мне его сегодня утром, сразу после того, как Минни, пища от восторга, познакомилась со своим хомячком. Протянул мне нарядный сверток и сказал:

– Знаю, обычно мы позже вручаем подарки, но, мне показалось, платье в таком стиле должно тебе понравиться.

Я растерянно уставилась на сверток, развернула его и буквально рот разинула от неожиданности.

То самое чудесное платье, что я купила на распродаже, – только на два размера больше! (Люк сказал, что «случайно на него наткнулся». Но, разумеется, такого быть не могло, он просто, как обычно, скромничает.) Чудный, замечательный, тщательно подобранный подарок!

Ладно, может, я бы самую чуточку больше обрадовалась, если бы умудрилась влезть в меньший размер. Но, как мудро сказал викарий в своей утренней проповеди: нельзя забывать о сути Рождества. А суть его не в том, чтобы похудеть на шесть размеров. Или втиснуться в платье, которое тебе мало, помереть в нем от удушья и заставить всех окружающих сетовать: «Ну как так-то? Почему обязательно в Рождество?» Суть Рождества в том, чтобы носить платья по размеру, дышать полной грудью и свободно двигать руками – ведь тебе сегодня еще много придется обниматься, принимать поздравления, произносить тосты и подавать на стол.

А когда я, надев новое платье, крутилась перед зеркалом, Люк подарил мне еще один – самый лучший! – подарок. Он вышел из ванной чисто выбритый. Я же, взглянув на него, рассеянно подумала: «Что-то в нем изменилось… Чего-то не хватает…» И вдруг меня как обухом по голове стукнуло. Усы исчезли!

– Люк, твои усы! – настороженно вскрикнула я. – Они… Ты что, их…

– Ты же не против, Бекки, правда? – отозвался муж. – Не слишком расстроилась? Знаю, они тебе нравились, но я все же решил, что это не мое .

– Ничего страшного, – великодушно заявила я. – Лишь бы тебе было комфортно, Люк.

– Скажи, неужели они тебе правда нравились? – неожиданно лукаво взглянул мне в глаза он.

– Конечно, – с достоинством возвестила я. – Я ведь так и говорила.

– Да, любовь моя, – со смехом подхватил он. – Именно так ты и говорила.

Понятия не имею, как он догадался, но мне все равно. Главное, у меня снова безусый муж! Вот и славно!

Сейчас только два часа дня, а у меня такое чувство, будто мы уже миллион дел переделали. Послушали, как викарий поет попурри из рождественских гимнов – в середине он сбился, но, к счастью, все заглушили тамбурины. Дети поколотили пиньяту и повизжали от радости, когда на них обрушился конфетный дождь. Мама и Дженис сунули в волосы свечки и спели Шведскую песню – правда, продлилось это всего секунд тридцать, потому что им обеим было слегка страшновато. А потом Дженис сделала всем нам свой рождественский макияж – и теперь у всех присутствующих на вечеринке женщин лица расчерчены блестящими полосами.

Мы выставили на стол шампанское, бейлис, шерри, праздничный мохито и чайный гриб (идея Джесс). Я угостила гостей разными видами канапе: копченый лосось на черном хлебе, копченый лосось на крекере, копченый лосось на блинчике, копченый лосось на шпажке для коктейля.

И вот настало время подавать индейку и садиться за стол, а я вдруг понимаю, что ощущаю… Что же это такое я ощущаю?

– У меня чувство спрюгге , – наконец, сообразив, объявляю я, как раз когда в кухню входит Сьюзи. – Абсолютного незамутненного спрюгге .

– И у меня тоже, – радостно подхватывает Сьюзи. – Представляешь, мы вчера решили, что тебя похитили! По-моему, у меня даже сердце на какое-то время перестало биться.

Я накрываю индейку фольгой, как советует Мэри Берри и, как заправская хозяйка, привыкшая принимать гостей на Рождество, со знанием дела произношу:

– Что ж, пускай немного отдохнет.

(Честно говоря, понятия не имею, для чего индейке «отдыхать», но Мэри Берри я бы и свою жизнь доверила не раздумывая.)

– Сколько же видов начинки ты сделала? – спрашивает Сьюзи, заглядывая в духовку?

– Три. А еще острый фалафель, – объясняю я, кивая на противень.

– Острый фалафель? – округляет глаза Сьюзи.

– Да кто же откажется полакомиться в Рождество острым фалафелем? – запальчиво заявляю я. – К тому же это этичное блюдо. Пошли, пора вручать подарки.

– Бекс, индейка на вид просто чудо, – говорит Сьюзи, когда мы выходим из кухни и направляемся в гостиную. – Да и вообще стол загляденье. Благослови бог Стеф!

Это она о том, что именно Стеф спасла нас от перспективы оказаться в Рождество без индейки. Вчера, когда мы, наконец, вернулись из зоомагазина, все взбудораженные (а я еще и вся в синяках, потому что выбираться из крохотного слухового окна оказалось вовсе не так уж приятно), она была возле нашего дома. Сидела на крыльце, одной рукой придерживая лежащий на коленях костюм Минни, а во второй держа пакет с гигантской индейкой.