Николя Матье - И дети их после них

Симон и Родриг катались, раздевшись по пояс, а девицы с Роменом сидели наверху рампы и бездельничали, болтая ногами в воздухе. Конструкция сотрясалась от ударов скейтов, отдававшихся у них в груди. Ромен без зазрения совести клеил Стеф. Его посягательства раздражали ее, тем более что они только подтверждали равнодушие Симона, иначе его братишка не позволил бы себе ничего такого. От всего этого она чувствовала себя страшной, потной, ей все остохренело. Еще и с этой бельгийской овцой надо марку держать. Ромен попытался положить руку ей на спину. Она послала его подальше открытым текстом.

– За кого ты себя принимаешь? – обиделся тот.

Все слышали, как она его отшила, видели, как у него вытянулась физиономия, было ясно, что на этом дело не кончится. Тут вмешалась Клем.

– А ну, кончай, – сказала она. – Слышь, типа, я сказала.

В пятом классе они с Роменом гуляли вместе, и после того печального опыта она сохранила на него некоторое влияние. Главное, не перестараться, к тому же действовать быстро и четко, тогда его можно без особых проблем поставить на место. На этот раз она, кажется, перегнула палку, так резко напав на него. Он встал, перешел на другой конец рампы и, расставив ноги, начал писать в пространство.

– Ты, мудак, что ты делаешь?

– Слушай, толстяк, кончай!

Он неторопливо, с достоинством стряхнул последние капли, потом застегнул ширинку.

– Кто бы говорил.

– Мразь, – сказала Клем. – Нельзя же так!

– Да? А трахаться со всякой рванью можно?

В яблочко. Клем позеленела. Откуда он знает? А остальные? Что, они тоже в курсе? Никто не повел и бровью, значит, ее история с кузеном известна всем. Вот блин. Надо кончать с этим и как можно скорее. Но не раньше, чем она получит то, что ей надо.

Чтобы разрядить обстановку, Анн предложила свернуть косяк. Похоже, от чистого сердца, но Стеф отказалась, Клем тоже – главным образом из солидарности. Плюс ко всему уже было поздновато. Стеф всегда старалась возвращаться домой в нормальном виде. В ее матери явно умер таможенник, а вместо сердца у нее стоял хронометр. Если Стеф не явится до семи вечера, да еще придет с красными глазами, очередная лекция про уважение к родителям и про будущее обеспечена. Пятиминутное опоздание считалось зловещим предзнаменованием, из которого следовали далеко идущие выводы: неминуемое дальнейшее скатывание по наклонной плоскости, нежелательные беременности, мужья-алкоголики, никакой карьеры, короче – полная жопа. Хотя сама мамаша не так уж и блистала у себя на юридическом. Ей удалось наверстать упущенное, выйдя замуж за дилера «Мерседеса», имевшего исключительное право на продажу тачек в долине и владевшего множеством филиалов вплоть до Люксембурга. Незаконченность высшего образования родители Стефани компенсировали рассказами о том, как они «своими руками», «своим трудом», «не жалея сил» и т. д. Рассказы эти были не так уж далеки от истины, хотя и значительно приукрашивали историческую правду. Чтобы построить свою маленькую автомобильную империю, отец Стеф имел, к счастью, в запасе фамильное наследство, которое пришлось очень кстати, после того как он трижды провалился на экзаменах за первый курс медицинского факультета.

– Ну вот!

Симон приземлился совсем рядом. Он стоял, положив руку на вертикально поставленный скейт, штаны у него были немного приспущены, живот лоснился от пота. Стеф подняла глаза. Щеки у него горели, волосы взмокли.

– Идем?

Он обращался к бельгийке. Она ответила «Давай» со своим грубым акцентом, потом встала, высокая и флегматичная, неторопливо отряхнула пыль с задницы. Под футболкой у нее свободно болталась грудь. Видны были большие, набухшие соски. Внутри у Стеф все кипело.

– И куда это вы идете? – насмешливо спросил Родриг.

Анн уже повернулась к нему спиной. Симон, вытиравший футболкой подмышки, тоже ничего не ответил. Он первым слез с рампы, потом помог спуститься девушке.

– Хорошо повеселиться, – сказал Родриг.

Стеф опустила глаза, в носу у нее защипало. Состояние усугублялось, это было мучительно. Ну что такое? Каждый раз одно и то же! Еще и Клем уставилась. Она справилась с собой, сосредоточившись на браслете, который крутила на запястье. Как только все прошло, она тоже встала.

– И ты валишь?

– Подожди, я отвезу тебя, – предложила Клеманс.

– Не надо, все нормально, – отозвалась Стеф.

– Да нет же, подожди, отвезу.

– Говорю, не надо.

– Ты что, пойдешь, как дура, пешком?

– Отцепись, все нормально!

Клеманс поняла, что та сейчас разревется, и не стала настаивать.

Стеф пошла через пустыри, отделявшие скейт-парк от бывших рабочих кварталов. Это была поросшая травой холмистая местность, годная только на то, чтобы вышвырнуть сломанный холодильник или покататься на велосипеде-внедорожнике. До центра города отсюда было полчаса ходьбы, не меньше. Озеро вообще находилось на другом конце света. Да и дом ее ненамного ближе. Но Стеф было наплевать. Она шла по извилистой пыльной тропинке, слушая убаюкивающий шорох собственных шагов, на сердце у нее словно повисла тяжелая гиря. Она держалась, но горе, обида то и дело снова накатывали волнами, которые с каждым разом становились все больше. Несколько раз она пускалась бегом, но у нее это получалось так неуклюже, что в конце концов она со всего роста растянулась в пыли. Вскочив на ноги, она увидела, что ободрала до крови руки. И тут ее прорвало, и она разревелась самым непотребным образом, обливаясь слезами, давясь соплями, всхлипывая и размазывая по лицу растекшийся на фиг макияж. Она с трудом дышала. Наконец она почувствовала облегчение и дикую усталость. В этом состоянии ее и застал шум мотора. Она обернулась посмотреть. Это был тот придурок.

Выйдя от Буали, Антони с матерью поспешили убраться из «зоны» и вернуться к машине. Для этого им надо было пройти по местности, состоявшей из автостоянок, газонов и поросших травой горок с исписанными граффити скамейками, где гуляли с колясками мамаши да крутились по кругу мопеды. Жители квартала, облокотившись о подоконники, молча следили за ними. Вдали виднелся виадук, перекинутый через добрую часть долины. По нему на скорости сто тридцать километров в час и больше мчались машины – в сторону Парижа и обратно.

– Видишь, мы правильно поступили, – сказала Элен.

Она в общем-то была довольна развитием событий. Между ней и тем старым типом что-то такое произошло.

– Ты что, не согласен?

Антони шагал молча, втянув голову в плечи. Он дулся, как будто ему было стыдно. Что за уголовная походка? Так бы и врезала.

– Слушай, кончай этот цирк. Как ты ходишь? Что за манеры?

Мальчик злобно взглянул на нее:

– Да не увидим мы больше этот байк. Никогда! Все, конец. Он уже где-нибудь далеко, на их исторической родине.