Николя Матье - И дети их после них

Возвращаясь в гостиную, чтобы разбудить Элиотта, он прошел мимо спальни. Корали спала в трусиках и бюстгальтере, он не решился раздеть ее догола. Рядом, свернувшись калачиком у ее живота, пыхтел во сне Нельсон. В нем было что-то от фокса и еще от кого-то. Корали чуть не полгода капала ему на мозги, что им надо завести собаку. Сам-то Хасин не любитель. От собаки вонь, она стоит денег, ее надо выводить на прогулку, и потом, что с ней делать, когда они куда-нибудь поедут? Никогда и никуда они не поедут. В результате у них все же появился этот заполошный симпатичный пес. А на время отпуска пришлось подыскать человека, чтобы за ним присматривать. Потому что они все же поехали отдыхать. Если честно, Хасину понравился этот отдых у моря, он даже сам удивился. Корали откопала обалденный кемпинг в Сифуре: сосны, три бассейна, постоянные клиенты, в основном семейные. Проехав через всю Францию на своем «Фиате Пунто», они две недели ни фига не делали, жили себе припеваючи, обираемые местными торговцами, донимаемые постоянно орущими детишками, пьяные от звона цикад, жары, прохладного «розе́» и вечной сутолоки. Хасин отдался на волю волн. Они вставали рано утром и завтракали перед своей палаткой, обмениваясь успокаивающе нейтральными фразами. Соседи здоровались с ними. День напролет они ходили в шлепках, почти голые, вдыхая чудесный смолистый запах, какой-то смуглый, сладкий, – запах земли, усыпанной сосновой хвоей. Потом на машине ехали на пляж. Корали решала кроссворды. Он, расплющенный солнцем, с недоверием разглядывал окружающих. Купались они по очереди, чтобы не оставлять вещи без присмотра. Потом обедали помидорами, курой-гриль, жареными баклажанами, рисовым салатом и сардинами. Жизнь потрясала своей простотой. Поев, они дремали в полотняных креслах, в то время как на них тишиной нисходила жара. Это называлось сиеста. Рядом под навесом сорокалетняя пара в купальных костюмах слушала вползвука на старом транзисторе репортаж с «Тур де Франс». Со стороны бассейна доносились другие звуки – смесь приглушенного плеска и детских криков.

Хасину было знакомо это чувство оцепенения, полуденного зноя и сладкого безделья. Но здесь с Марокко не было ничего общего. Французы проводят отпуск с совершенно особым усердием. В этом организованном безделье есть даже какая-то фальшивинка. Уж больно они стараются, прямо из кожи вон лезут со своими кондиционированными супермаркетами, пляжами, душами, мытьем посуды. И еще, подо всем этим угадывается неизбежность возвращения, уверенность в том, что дозволенному счастью ничегонеделания придет конец.

Еще больше его удивила обратная дорога. Когда они всей семьей возвращались из Марокко, Хасину было вдвойне не по себе от этих перемещений. На этот раз, выехав с Корали на дорогу A7, он испытал сплин совсем другой природы. В пробках, на заправке, на пунктах оплаты, на стоянках для отдыха – везде он чувствовал себя своим, на своем месте, таким же, как все. В сущности, эти периодические перекочевки, вся эта ежегодная отпускная чехарда играли мощную объединяющую роль. Печальное возвращение в родное стойло, ностальгические воспоминания о вечерах на морском берегу, о платанах создавали у миллионов соотечественников в шортах приятную иллюзию, позволяя им считать себя свободными людьми. Это делало их французами гораздо больше, чем школа или кабины для голосования. И вот на этот раз Хасин оказался одним из них. Однако у этой интеграции в общество посредством ежегодного оплачиваемого отпуска была и обратная сторона. Хочешь не хочешь, а надо возвращаться на работу.

Дело было в воскресенье, четырнадцатого июля, завтра – первый рабочий день.

Он сидел на кухне, пил кофе и, устремив невидящий взгляд вдаль, снова и снова думал об этой неизбежности. Было около десяти утра, Элиотт все еще спал. Хасин устранил основной беспорядок, убрал собачье дерьмо. В холодильнике было почти совсем пусто. Кроме того, он не сделал ничего из тех важных дел, которые оставил на отпуск. В теории он должен был заняться раковиной в ванной: она треснула и нуждалась в замене. Опять же в спальне в окно сильно дуло. Они с Корали заезжали в «Мсье Бриколаж» и «Леруа Мерлен», но всякий раз возвращались оттуда ни с чем. Хасин ничего не понимал в таких делах и боялся, как бы его не кинули, из-за чего не доверял продавцам и не желал с ними разговаривать. К счастью, там вокруг имелись и другие торговые точки, где можно было купить кое-что для дома, одежду, видеоигры, музыку, экзотическую мебель или просто перекусить. В этом прелесть торговых зон, строящихся по периметру городов: там можно проторчать весь день, без вопросов, сорить деньгами, которых нет, – просто так, ради развлечения. Под конец они даже зашли в игрушечный гипермаркет и бродили среди полок с улыбкой до ушей, представляя себе, какое было бы счастье, если бы они могли иметь все это, когда были маленькими. В результате их квартира оказалась завалена свечками, пластмассовыми фонариками, флисовыми пледами, буддистскими безделушками. Корали, кроме того, не смогла устоять перед двумя ротанговыми креслами с белыми подушками. И правда, вместе с юккой и другими комнатными растениями, расставленными по углам, они составили очень неплохой ансамбль. Если бы Хасин удосужился все же вбить гвоздь, чтобы повесить фотографию Бруклинского моста, которая дожидалась своего часа, прислоненная к стене, было бы еще лучше.

Корали встала к полудню. Она ждала, когда уберется Элиотт. За ним обычно приходила его мать, и это каждый раз был тот еще цирк. Корали предпочитала переждать его в постели. Элиотт должен был скоро получить инвалидность, и тогда они с его подружкой смогут переехать в собственную квартиру. Скорей бы. Ей уже осточертели его постоянные ночевки у них. Она вышла на кухню босиком. После возвращения она старалась сохранить загар, для чего каждый день ходила в бассейн, загорала в сквере перед их домом, и сейчас ее белое хлопчатобумажное белье ярко выделялось на смуглой коже.

– Привет.

Она улыбалась, даже по утрам, даже по понедельникам. У нее всегда было хорошее настроение. Хасину нравилось ее длинное тело, мускулистые ноги, плоский живот. Зимой она выглядела так себе. Крашеная блондинка, нос крупноват, глаза умеренно светлые, сильно красится, носит высокие сапоги, большие серьги, все время кутается в какие-то немыслимые шали. Но с приходом солнечных дней она выставляла напоказ свою фигуру топ-модели – ни капли жира, тонкая, изящная, с маленькой грудью и идеальными плечами. Две ямки пониже спины компенсировали впечатление некоторой худобы.

Хасин налил ей кофе, и она потянулась, довольная как кошка.

– Поздно они ушли?

– Ага. А толстяк тут спал.