Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Агабала нас разбудил своим грозным голосом, спросив все ли нормально, и велел нам позавтракать, достать сухой паек. Подкрепившись, через некоторое время мы поехали на свою заставу Кумли. Доехали мы уже до своего места быстро. Здесь уже была более радужная атмосфера. Я только вспоминал, что сейчас начало сентября, суббота, и в Москве отмечают день города.

К нам троим подошел командир роты старший лейтенант Абдулфатахов и, улыбнувшись, поздоровался с нами. Его замы-контрактники сразу начали задавать вопрос, зачем нам еще один сержант, у нас их и так много. Командир роты сказал, что не помешает и будет ходить разводящим в караул. Он вызвал к себе старослужащих сержантов Филинкова, и еще одного, по кличке Фикса, у которого на переднем зубе светилась железная коронка. Командир роты при мне сержантам сказал, чтобы дали мне поддержку и в обиду не давали. Он велел им рассказать про мои обязанности.

Сержант Филинков был авторитетней других, так как он был старше всех. Ему было двадцать пять лет, и он мне сказал, чтобы я осматривался и, если что, спрашивал. Будешь командовать своим призывом, и кто не будет тебя слушать, говори мне. Сержант Фикса мне еще до заставы не понравился. Это он устраивал шоу, приказав солдату по кличке Волк заставлять молодых сержантов ходить строевой у туалета. Было видно, что Фикса был скользким и опасным. От солдат я тоже узнал, что на сержанта Фиксу вся рота зуб точит. По ночам он ходит по окопам, и кто на посту спит, ворует оружие и сдает командиру роты, показывая, как он хорошо служит. Поэтому от сержанта Фиксы можно было ожидать чего угодно.

Ребята моего призыва за полтора месяца, проведенные здесь, жаловались на недосыпание. Когда они только приехали на место, то целыми днями рыли окопы и блиндажи, а на ночь заступали на усиление в караул. Поначалу они рыли окопы лежачие. Командир роты, видимо, надеялся, что чувство страха не даст уснуть солдату, но через несколько дней солдаты обманчиво стали расслабляться и начали засыпать. Командир роты решил делать тогда стоячие окопы. Ребята целый месяц только и делали, что копали окопы по периметру в человеческий рост с блиндажами. Из палатки, где было спальное помещение и хранилось оружие с боеприпасами, можно было выбежать через окоп и попасть на свое боевое место, находящееся по периметру заставы.

По истечению нескольких лет я начал понимать, что какой же сильный и грамотный командир роты у нас был. Я еще тогда на заставе задавал вопрос, почему он только был старшим лейтенантом. Он соображал не хуже высших командиров, и, конечно, я ему был благодарен, что не отправил меня на должность рядового, когда солдат не хватало, а сержантов был перебор.

На заставе было разбито еще несколько палаток: это столовая, караульное помещение и санитарная часть, а выше было еще одно караульное помещение, где охраняли тоже наши. Я их видел только тогда, когда они спускались на прием пищи. Я у них наверху был всего один раз. Солдаты нижней заставы им завидовали, что они там практически ничего не делали и помногу спали. Там был так называемый взвод АГС.

По словам сослуживцев моего призыва, на нижней заставе был самый урод из всех старослужащих, по кличке Ара. Как говорили, что сержант Фикса по сравнению с ним был ангелом. Ара, конечно, переключился на меня, и мне даже показалось, что он хороший парень. Когда он узнал, что он был в учебке в Ростовской области в той же роте, что и я, только на полгода раньше, я сразу подумал, что я с ним общий язык найду. Он смеялся, и ему доставляло удовольствие, что я знал общих знакомых в учебке. Ара был рядовым, и я вспомнил, что перед уездом в Махачкалу сержанты учебки как раз про него говорили, чтобы передавали ему привет, и больше про него говорили плохих вещей. За что ему не дали сержантского звания, я понял, что он просто не выдержал испытаний в учебке. Вспомнив об этом, я уже на его вопросы больше отвечал «да» или «нет». Ару в роте сильно уважали старослужащие сержанты и побаивались. Ему еще в части большую поддержку дал другой армянин из спецназа, который меня напрягал, будучи в наряде по КПП, на сигареты «Мальборо», и, к моему счастью, уволившись, так и не добравшись до меня.

На следующий день я услышал к вечеру про какой-то сбор. Позвонили с омоновской заставы, которая называлась «Океан 7», и просили помощи. Командир роты взял из сержантского состава старшим меня, и после вкусного ужина мы стали собираться. Еда здесь была очень вкусной: яйца, сгущенное молоко, колбаса — и готовил свой повар. Отсюда не хотелось уезжать только из-за еды.

Когда я только призывался в первом пункте назначения города Моздок, то нам говорили, что после КМБ всех нас распределят по ротам и увезут на какой-то полигон, где мы будем жить в палатках. Мне это было так дико, но застава оказалась раем по сравнению с казарменными частями.

Взвалив на себя бронежилет с автоматом и подствольным гранатометом, который крепится к АКСМ, я со своими сломанными ребрами полез на бронетранспортер (БТР). Кое-как я забрался наверх, и мы по полю двинулись в пункт назначения. Удовольствия от поездки на верху БТР я получил бы больше, если не боль, которую я испытывал от ям и ухабов движущейся машины, сидящий на броне. Уже было практически темно, когда мы практически подъехали к посту «Океан 7».

Спрыгнув с большими усилиями с БТР, я увидел встречающего нас радужно подполковника, командира ОМОН. Весь его боевой состав был пьяный в хлам. Кто уже валялся в окопах и не мог встать, кто, шатаясь, нес какую-то чушь. Командир роты наших бойцов расставил по постам и меня назначил старшим. Меня привели в штаб связи, и командир роты приказал мне сидеть в узле связи, периодически проверяя своих бойцов.

Старший лейтенант ОМОН, пожав мне руку и познакомившись со мной, оказался одним из трезвых, да еще и мой земляк из Подмосковья. Мой командир роты мне пригрозил, что если я выпью водки, то он меня накажет. Пытались мне залить многие бойцы горючку, но я держался, отказываясь, послушав своего командира.

Мне было страшно находиться в этом месте. По рации я слышал разные чеченские голоса. Старший лейтенант ОМОН мне рассказал, что его отряд должен был сегодня демобилизоваться. Сегодня для них должна была закончиться трехмесячная командировка. Именно сегодня они должны были смениться, и на радостях они все выпили, а потом с горя нажрались, когда узнали, что смены сегодня не будет. Старший лейтенант оказался благоразумнее других и попросил у нашей заставы помощь по охране объекта. Чеченцы грозились напасть на них как раз перед сменой. Пьяным омоновцам было море по колено, и, глядя на нервного старшего лейтенанта, становилось еще страшнее.

Прошло еще часа два, и в узел связи зашел, еле стоя на ногах, подполковник ОМОН, взяв ши сь за рацию. Старший лейтенант только нервным голосом спросил, чего он собрался делать. Подполковник начал вызывать Белого медведя: «Белый медведь, ответь Океану. Белый медведь, ответь Океану». На ломанном русском языке отвечает чеченский голос: «Слушает тебя Белый медведь». Командир ОМОН ему отвечает: «Эй, Белый медведь, если завтра не приедет моя смена, я тебя буду в ж. пу е…ь». Старший лейтенант, уже не выдержав, силой отталкивает от рации своего командира, и кричит ему: «Ты чего делаешь, иди на хер отсюда». По рации слышу только чеченский голос. Суки и сплошной мат. Поедете завтра все домой в цинке.