Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Она снова поцеловала его и снова купалась, нежилась в потоке необычайного тепла и страсти. Потом отступила на шаг, натягивая перчатки, и испуганно воскликнула:

– Нед, все это время дверь была открыта.

– Клянусь тебе, нет, не была. Какая досада. Видно, задвижка отошла. Дверь плохая, кривая. – Взяв свой ридикюль, Лидди стояла и смотрела, как он смущенно повернул дверную ручку. – Ой, ладно. Ты приедешь на следующей неделе? Ты ведь приедешь, правда, любовь моя?

Лидди не могла отвести от него глаз: ведь он стоял тут, перед ней, она ощущала его запах, видела его милые серые глаза, тонкий изгиб верхней губы, так романтично взъерошенные волосы. Как могла она не приехать, несмотря на риск? Как могла без него жить? Она дотронулась рукой в перчатке до его обеспокоенного лица и поняла – в ней что-то изменилось, она повзрослела, в чем-то повзрослела.

– Конечно, приеду.

Она спускалась по лестнице одна, не разрешив Неду проводить ее до кэба. За ее спиной хлопнула дверь. Она вышла на улицу, и одна из лошадей заржала. Лидди удивленно подняла голову. Ведь прежде точно было только две лошади? Ну а теперь их четыре. Она протерла глаза, испытывая усталость, и внезапно услышала:

– Садись.

Чья-то рука стальной хваткой сжала ее локоть. Знакомый широколицый кэбмен вел ее к карете.

– Нед! Помоги! Нед! – крикнула она.

Но ее втолкнули в карету. Она наклонилась вперед, подбирая юбки, и обнаружила перед собой бледное, потное лицо ее отца. На грязный двор выбежал Нед Хорнер, он звал Лидди. Отец выглянул из окна кареты и приказал кучеру трогаться, а в подтверждение своих слов постучал по крыше серебряным набалдашником трости.

– Лидди, Лидди, куда тебя везут? – кричал им вслед Нед.

Мистер Дайзарт заговорил, и его голос звучал печально и до странного отчужденно:

– Ох, Лидия. Меня ведь предупреждали, когда ты родилась, что твои серебристо-желтые волосы – знак греха. – Он вытащил из ее пучка прядь волос своими длинными, тонкими пальцами. – Тогда я не поверил им. Но теперь, боюсь, я должен тебя наказать.

– Отец, Нед – приличный молодой человек, он друг Пертви…

Отец стукнул тростью о пол. Он разозлился, Лидди видела это; он не терпел возражений.

– Не перебивай меня.

Лидди повернулась к нему и увидела его странные янтарные глаза, словно желтые щели в полумраке кареты. Он был похож на кота – крадущийся, ленивый, опасный.

– Ты порочное, порочное дитя, – раздраженно прошипел он. – Ты опозорила нас. Мне пришлось взбираться по ступенькам этой грязной лачуги. Надо мне было с самого начала слушать мисс Брайант, когда твоя сестра приходила ко мне со смехотворными сказками о плохом обращении с тобой. И что я получил? Вот этот позор. Я разберусь с тобой дома, моя дорогая.

Тут ветер донес с реки голос Неда:

– Лидди! Лидди, пришли мне весточку!

– Ты разберешься – разберешься со мной? – Лидди схватилась за голову, когда карета содрогнулась и покатила в сторону моста, по мосту через реку, в сторону дома, где все будет кончено. – Ты уже не сможешь разобраться со мной больше, чем мисс Брайант все эти годы. Я не покорюсь. Ты можешь убить меня. – Она засмеялась ему в лицо. – Да, убей меня, и это будет лучше, чем ее жестокое обращение.

– Я не убью тебя, но и не позволю нести такую мелодраматическую ерунду, – холодно заявил мистер Дайзарт. – Но я лишу тебя свободы, и это будет правильно ввиду твоего порочного поведения.

– Я скажу «да» Хайворту, как только он сделает мне предложение! – сказала она отцу, потому что в эту секунду она поняла, что сделает это, лишь бы уйти из постылого дома. – Я заберу с собой Мэри и найду ей в Шотландии мужа! Как мама страдает, глядя на нас с небес. – Она замолкла, потому что ее отец хохотал, раскачиваясь взад и вперед. – Да, я выйду за него замуж, как только появится возможность.

– Она не появится! Ронсли… Лидия, дорогая, ты сильно ошибаешься на этот счет. Старина Ронсли, нерешительный чудак, отправлен мной восвояси к его матери. Я сказал ему, что ты легкомысленная и абсолютно не годишься в жены такому солидному джентльмену, как он. О да… – Отец продолжал смеяться. – Он явно вздохнул с облегчением, понятно тебе, моя дорогая? Я поощрял его ухаживания, будучи уверен, что у него никогда не хватит решимости дойти до дела. Мое дорогое дитя. – Они снова переезжали через реку. Мистер Дайзарт посмотрел на собор св. Павла и снова улыбнулся, словно находил ситуацию забавной. – Никто из вас не выйдет замуж и не женится. Потому что тогда уменьшится моя доля, я честно признаюсь тебе! Ты сама понимаешь, что Мэри никто не захочет взять в жены, слава богу, а Пертви разрушает себя и без моей помощи. Ты была для меня единственной проблемой. Я поощрял ухаживания Хайворта, зная, что он будет держать на расстоянии других претендентов. Теперь ты понимаешь, какие меры я, к сожалению, вынужден принять.

– Мама оставила нам наши собственные деньги! – с горящими щеками закричала Лидди. – Она и тетя Шарлотта получили наследство от их родной тетки! За городом у них был дом! Тот, с соловьями! Он со временем перейдет к нам!

– Твоя мать была глупая, и советы ей давали тоже глупцы. Кроме вопроса о моей доле, все остальное было глупо. Ваш любимый дом, о котором ваша мать беспрестанно ворковала, стоит не больше этого кукольного домика. Да, моя дорогая. Это развалина. Отец вашей матери потерял деньги на неудачных инвестициях и довел дом до плачевного состояния. Он был глупец – ах, посмотри на того парня, моряка, с попугаем! Наследство, которое мать оставила вам, зависит от вашего брака. Если вы не вступите в брак до двадцати пяти лет, оно перейдет ко мне.

– Ты надеешься, что мисс Брайант уморит меня раньше? – спросила Лидди дрожащим голосом. – Ты хочешь моей смерти? Мне все понятно.

Отец вытаращил глаза, и Лидди увидела толстую красную прожилку на белке его правого глаза возле слезных желез.

– Дорогая моя, какой вульгарный язык. К чему истерика! Разумеется, нет. – Он вытер лоб платком. – Итак, мы вернемся домой, и ты будешь сидеть в своей комнате до тех пор, пока я не увижу, что тебе можно доверять. Мисс Брайант позаботится о тебе. Она тебя ждет. – Он наклонился вперед, и его лицо оказалось лишь в нескольких дюймах от нее. Ей в ноздри ударили его кислое дыхание и сальный запах его пожелтевших волос. – Ты считаешь ее твоим врагом. Дорогая моя, ты сама себе враг и скоро убедишься в этом.

Теперь Мэри испытывала ужас перед вторниками. Ее окутывал страх, подобно ледяному туману, когда она стучалась в дверь Лидди и гадала, в каком состоянии она увидит свою сестру, какую новую пытку придумала мисс Брайант. Поначалу Лидди должна была сидеть каждый вторник несколько часов на стуле с доской, привязанной к ее рукам; когда Мэри увидела ее, она обессилела и не могла говорить, лишь лежала на узкой койке, уткнувшись лицом в жесткий валик. Изредка из ее груди вырывались рыдания, а руки слишком болели, и она не могла даже пошевелить ими, не то что обнять сестру.