Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

В дом вошел парнишка лет тринадцати-четырнадцати, в больших войлочных гутулах, в дэли, сшитом из обрезков овчины, и серьезно, как взрослый, приветствовал Очирбата.

— Мой старший сын, — с гордостью сказала Сэрэмджид.

«Мальчик школьного возраста», — мысленно отметил Очирбат, а вслух решительно заявил, что детей надо послать в школу.

— Нет ничего лучшего, чем дать детям образование, — сказал Очирбат, — стране нужны грамотные люди. Некоторые араты этого не понимают, потом будут жалеть. Ведь и я оставил родной дом и пошел служить родине. А сидел бы под кошмой, так ничего бы не видел и не слышал. И грамоте бы не научился. Не тяните детей назад, пусть познают вкус новой жизни. В школе их обеспечат одеждой и питанием.

Сэрэмджид глубоко задумалась. Разумеется, Очирбат, к которому она питала безграничное доверие, говорил правду. Но отпустить из дому сына, который только-только начал помогать семье! Нет, это выше ее сил. Охотники его хвалили: «Он будет всех вас кормить, Сэрэмджид». Интересно, а берут ли в школу девочек? Ведь Сэмджид совсем большая, глядишь, выскочит замуж и поминай как звали. Семье от нее помощи ждать нечего. А что, если…

— В вашу школу больших девочек берут?

— Конечно.

— Тогда не подойдет ли для учебы эта девушка? — спросила Сэрэмджид, указывая на старшую дочь. А та с криком «Мама!» бросилась за дверь.

Чойнхор один возвращался домой с краткосрочных курсов, организованных в центре хошуна Биндэрья-Ула для председателей багов [36] Баг — старая низовая административная единица в Монголии. . Перед ним лежала заснеженная степь. Голова лошади покрылась инеем. Чойнхор размышлял о своей жизни. Ему и во сне не могло присниться, что в его судьбе так скоро наступит крутой перелом. Жизнь, к которой он привык с детства, казалась незыблемой. А теперь жизнь всей страны меняется прямо на глазах. Изредка Чойнхор прерывал раздумья и вглядывался вдаль. На горизонте степь с двух сторон замыкали лесистые горы. Чуть заметно бежит по степи тропа. Тихо, и ничто не мешает думать. Недавно снова прошли выборы в местные органы власти. Прежде, год назад, бедняки и понятия не имели о выборах, которые были привилегией нойонов. Рухнул вековой порядок, и осознать это было нелегко. Однако большинство аратов сразу поверили в силу и возможности революции. Своими решительными революционными действиями народная власть растопила холод недоверия. Свобода расковала мысль. Выборы показали, что власть таких, как гулба, кончилась. Никто не выступал и защиту богачей.

День выборов навсегда врезался в память Чойнхора. Он и не подозревал в себе той ярости, с которой рассказал о сговоре гулбы и бэйсе, обманувших народную власть. Эту решимость разбудил в нем Очирбат. В тот памятный вечер, когда Очирбат заночевал у него, они долго говорили по душам. Бурят и халхасец быстро нашли общий язык, и тот из них, кто знал и понимал больше другого, тот, кто с винтовкой в руках сражался за народную власть, за то, чтобы беднякам жилось счастливо, сумел стать примером для другого. Выступая на выборном собрании, Чойнхор то и дело поглядывал на Очирбата — это придавало ему уверенность. Потом Очирбат, как и обещал Чойнхору, огласил решение хошунного управления о том, что скот, отданный на выпас с корыстной целью избежать уплаты налога, становится собственностью арендаторов. Какие взгляды бросали гулба и бэйсе на Очирбата и Чойнхора! Холодной ненавистью сверкали рысьи глаза Дунгара. Это же настоящий хищник, а ведь совсем недавно Чойнхор считал его своим благодетелем! Сердце батрака пылало гневом, но он взял себя в руки и взгляда не отвел. Смотри, гулба, ты проигрываешь битву.

Чойнхора поддержало большинство, а через несколько дней его выбрали председателем багового управления. Гулба, временные полномочия которого кончились, оказался под началом своего бывшего батрака. Чойнхор больше не испытывал страха перед хозяином, одно лишь связывало их — Балджид. Не мог Чойнхор решиться на разрыв с ней.

Араты, обучавшиеся на курсах вместе с Чойнхором, были, как и он, простые, малограмотные скотоводы. Однако узнал Чойнхор от них больше, чем за всю предшествующую жизнь. Да и курсы дали ему многое. Прежде у него не было четкого представления о революции, о том, какие революционные преобразования осуществляет сейчас и намерена осуществлять в будущем народная власть. На курсах ему все объяснили доходчиво и обстоятельно. Прежние сомнения — поможет ли батракам и беднякам новая власть — отпали. Ясно, поможет и защитит, на то она и народная.

Чойнхор глубоко вдохнул прохладный воздух. Прежде был он темен и слаб, как человек, которому не одолеть горного перевала выше конского седла. Теперь нет больше бессловесного батрака Чойнхора, живущего хозяйскими подачками. Есть свободный арат Чойнхор! Как поведет себя гулба? Сейчас он подобрал когти, временно затаился, поэтому надо держать ухо востро. Рассказать ли Балджид, о чем говорилось на курсах? Наверно, не стоит, она дочь своего отца, не поймет.

Внезапно Чойнхор увидел вдали какое-то животное. Присмотрелся — волк пожирает задранного козленка. «Ах ты, зверюга!» — выругался Чойнхор и, пустив коня рысью, помчался прямо на него. Злобно ощерившись, зверь пустился наутек. Бежал тяжело, высоко вскидывая зад. Чойнхор решил преследовать его. Прикинул — до гор еще с десяток верст, он наверняка догонит отяжелевшего зверя. Правда, ружья у него нет, но кнут с тяжелой ручкой из эбенового дерева — хорошее оружие.

Чойнхор страстно любил охоту, а тут перед ним был волк — заклятый враг скотовода. Ему и прежде приходилось охотиться на волков, но с одним кнутом — ни разу. Лошадь быстро настигла зверя. Но едва он занес кнут для удара, зверь прибавил ходу. Стоило Чойнхору настигнуть волка, как тот несколькими огромными прыжками уходил далеко вперед. Чойнхор кричал до хрипоты, пытаясь криками напугать зверя. Вконец разозлившись и войдя в азарт, он изо всех сил гнал коня. Волк оглянулся. Изо рта у него шла пена. «Еще верста такой гонки — и конец волку», — подумал Чойнхор. И вдруг случилось невероятное. Волк увидел старый сарай на покинутом летнике и бросился туда. Из открытой двери на Чойнхора смотрели блестящие глаза. «Вот так смотрел на меня гулба на выборах», — невольно подумал Чойнхор. Волк не собирался выходить из своего убежища. Охотнику пришлось спешиться. Чойнхор Привязал лошадь и, выдернув из забора кол, осторожно приблизился к сараю. Он во что бы то ни стало должен помериться силой с диким зверем. Волк щерился, скаля огромные зубы. Человек замер на месте, но отступать было нельзя, достаточно проявить слабость, попятиться, как волк непременно набросится на тебя. Едва подумав об этом, Чойнхор с громким криком замахнулся колом, и волк вонзил зубы в дерево. В то же мгновение Чойнхор с силой обрушил рукоять кнута на волчью морду. Зверь упал. Человек добил его несколькими ударами и вздохнул с облегчением. Зверь был крупный. «Ну и дурак же я, столько времени потратил, — пожалел охотник. — Странное существо — человек. Увидел зверя и давай преследовать». А между тем могло случиться и так, что одолел бы зверь. Об этом не думалось в пылу погони.