Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

— Сначала, — сказала она, — я вас научу петь «Монгольский Интернационал» [54] «Монгольский Интернационал» — одна из первых монгольских революционных песен, посвящена III Коммунистическому Интернационалу. .

Сэмджид запела, и ее звучный низкий голос привлек слушателей из соседних шатров. Неожиданно с высокого крыльца раздались громкие звуки бурээ, бишгура, глухие удары в барабан, звон тарелок. Прибывшие на освящение храма ламы и послушники из монастыря Ламын старались изо всех сил. Так повелел цордж. Он не сказал прямо, что религиозное пение должно заглушить революционные песни, но барабан, тарелки настойчиво созывали верующих к храму. Бурээ и бишгур славили новый храм, провозглашали его незыблемость и крепость в служении Цзонхаве [55] Цзонхава — реформатор тибетского буддизма, считающийся основателем ламаизма. , благо, исходящее от него для всего сущего, напоминали о долге усердного распространения святой буддийской религии. Люди один за другим уходили на эти звуки от шатра сомонного начальства. Сэмджид не очень огорчалась. На крыльце храма уже стоял цордж и кропил верующих святой водой, окуная павлинье перо в серебряный сосуд. В правой руке он держал очир [56] Очир — жезл в виде стилизованного пучка переплетающихся молний. и, манипулируя им, посылал свое благословение толпе. Цордж, напрягая веки, чтобы они не смыкались, старался придать своим глазам умное выражение. Тем временем со стороны монастыря Ламын приближался возок, запряженный девятью белыми лошадьми. Люди зашумели: «Цзонхава-бурхан пожаловал». Девять белых лошадей с расшитыми шелком красными и желтыми шлеями и нагрудниками привезли возок со священными книгами. Сам возок тоже был украшен расшитыми шелковыми подвесками, яркой тесьмой, на нем были начертаны знаки молитвенных формул. Двери храма распахнулись настежь. Ламы стояли в два ряда. По образованному ими живому коридору хувраки [57] Хуврак — ученик ламы. внесли отлитого из желтой меди Цзонхаву. Скульптура была изваяна в полный человеческий рост. Перед ней на дароносном столе зажгли яркие лампады, курительные свечи, водрузили мандал [58] Мандал — блюдо с символическими изображениями для сбора пожертвований в храмах. . Дунгар и Чултэм, опередив остальных, молитвенно коснулись лбами Цзонхавы, чтобы им передалось его благословение. В подношение храму Дунгар вытащил из кошелька и положил двадцатипятитугриковую засаленную ассигнацию. Он покосился в сторону Чултэма-бэйсе и заметил ему:

— Ради доставленного на ваших белых лошадях Цзонхавы опустошил собственный кошелек.

Чултэм уже было собрался сунуть руку себе в карман, но передумал.

— Дунгар, ты бы эти деньги не бурхану отдал, а хомуни, так, что ли, называется новая артель, которую, говорят, собираются устраивать. Было бы лучше.

В храме Бумбатын началось первое богослужение. Верующие расположились большим кругом.

Это было время, когда казалось, что, несмотря на всю свою силу, революция не одолеет буддийскую религию.

Сэмджид без конца ворочается на деревянной кровати в юрте заезжего двора уртонной службы. От множества дум сон не идет. Ранним утром надо созвать на собрание всех жителей сомона. Вопросы предстоит обсудить сложные: конфискация имущества феодалов, создание коллективного хозяйства из семей бедняков, вторая чистка партии… Кровать слева занимает Аюур, представитель управления внутренней безопасности. Ему тоже не спится. Там попыхивает папироса, видно, как поднимаются красные клубы дыма. Сэмджид познакомилась с ним в 1924 году, когда он приезжал расследовать убийство Очирбата. Аюур встречался тогда с Сэмджид, чтобы расспросить, как и в какое время уехал Очирбат со свадьбы дочери Дунгара. Потерявшая любимого человека, убитая горем Сэмджид рассказала все, что могла. Но то ли следователь был слишком молод, то ли оттого, что не было никаких улик, он не сумел обнаружить следов преступника. Приехав в аймачный центр два месяца тому назад и увидевшись с Аюуром, она узнала, что дело об убийстве Очирбата так и не было раскрыто и потому прекращено еще в 1924 году. Очирбат! Он и сейчас жив в ее сердце. Милый, дорогой человек, она помнит его всегда, каждую минуту. В 1926 году, когда после окончания местной школы ехала она учиться в Улан-Батор в партийную школу, поднялась на перевал Ханхар и никак потом не могла оттуда уйти. Упала на землю, где убили Очирбата, и заплакала. То, что у нее теперь такая работа, — заслуга Очирбата. Если бы он, родной человек, был жив, работали бы сейчас рядом, выполняли бы свой долг и жили бы вместе, в любви. Чем больше думала Сэмджид об этом, тем глубже становилась ее печаль. Она всегда была очень старательна в учебе, работе, помня его заботу, желая хранить память о нем. Если в самом деле остается после смерти человека его дух, то дух Очирбата был ей опорой и помощью. В прошлом году на VII съезде партии Чойбалсан разговаривал с ней. Узнав, откуда она родом, вспомнил Очирбата.

Сэмджид не осознавала того, что нашла дорогу новой жизни по велению времени, не думала, что такая ей была уготована судьба. Она просто радовалась, что ей открылся этот новый путь, что она шагает по нему. Но она не могла целиком постичь всех свершившихся на глазах перемен, разобраться во всех тонкостях и хитросплетениях возникающих вопросов, точно так же как не могла не испытывать волнений неопытного человека.

В сомонном центре изредка лают собаки. По соседству, в глинистой заводи сонно квакают лягушки. В тоно видно, как перемигиваются звезды. Аюур продолжает курить, ему все не спится. Шофер и собака скребутся во сне — блохи кусают.

…А наши на ноги становятся. Бедная мамочка, сколько пришлось ей гнуть спину, заботиться и тревожиться о нас. Теперь и к ней приходит радость. Младшие подрастают. Когда я уезжала, кто мог подумать, что через три года Баатар станет настоящим мужчиной. Да его просто не узнать. Помню, Очирбат, уговаривая меня ехать учиться, сказал: «Брат твой скоро станет взрослым — позаботится о доме, о достатке». Тогда мне думалось, он этими словами хотел меня успокоить. Наверное, Очирбат обладал даром провидения — какой человек кем может стать. Баатар в самом деле совсем уже взрослый мужчина. Надо ведь, летнее стойбище сменил, новый дом оборудует. Его бы тоже в ученье определить. А кому тогда быть при маме? Младших непременно в школу отдам. Баатар прирос к нашим краям. Глядишь, женится, своим домом заживет и маму к себе возьмет, пожалуй. Беднякам надо в коллективное хозяйство. Ничего, что пока нет скота, имущества. Со временем все добудут. Дядюшка Дунгар постарел. А как быть, если вдруг кто-нибудь предложит конфисковать его имущество? По-прежнему ли люди с благодарностью относятся к нему за то, что уговорил их перекочевать в Халху? Он старик умный, предусмотрительный, умеет приспособиться к обстановке. А почему Балджид позвала мать к себе? Милая моя подружка, все ли хорошо у тебя? Хандуумай-гуай, конечно же, за свою дочь бросится в огонь и в воду. Если там что-нибудь не ладится, она разведет их и привезет дочь домой. Это уж точно. Не посмотрит на богачей с Улдзы…