Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

— Милая…

— Что ты сказал Сэмджуудэй на прощанье?

— «За нас не волнуйся, счастливого пути».

— Тогда почему она сказала мне: «Не навлекай беду на моего братишку»?

— Наверно, ей меня жалко?

— Но о чем это она, о какой беде?

— Я сказал ей, что хочу тебя в жены взять.

Оба замолчали. И вокруг ни звука. Утки на озере, видно, уснули. Старый Барс тоже спит, и ему снится, что он рычит, как лев, а на самом деле пес всего лишь тяжело дышит, с трудом поднимая грудь.

— До каких же пор Сэмджуудэй будет оставаться одна? — Балджид глубоко вздохнула.

— Был бы Очирбат, не жила бы она одна.

— Она и сейчас не знает, кто его убил?

— Кто же это знает?

— Я давно догадалась.

— Тогда почему же ты до сих пор молчала?

— Боялась за отца с матерью, за себя.

— Не понимаю.

— Баатар, дорогой, тебе я все расскажу. О своих догадках, о подозрениях. Может быть, обо мне идет дурная слава… Ты, Баатар, поверь мне — душа у меня чистая!

— Моя Балджид! Я-то хорошо знаю, какое у тебя сердце.

— Ах, Баатар.

— Балджид, родная моя.

— Небо совсем погасло.

— Ты бы прогнала Барса…

Балдж — одна из самых своенравных и живописных рек, берущих начало среди густых таежных зарослей в восточной впадине Хэнтэя и в конце долгого пути отдающих свои воды Онону. Она быстро выходит из берегов, когда случается наводнение. Она и быстро мелеет. Этим летом река была полноводна и щедра. В рощах по ее берегам вызревало множество ягод, поляны усеялись радужными россыпями цветов. Дунгар, задумав устроить праздник для артели, выбрал самое красивое место в излучине Балджа. Ему казалось, что работу по организации коллективного хозяйства, создаваемого волею революционного государства, правильнее начинать с праздника, на котором проявится сама сущность всеобщего равноправия: нет теперь ни высшего, ни низшего сословия, зато есть у всех равные права на землю, на воды, на зажиточное существование. Имелся у него и еще один довод в пользу праздника — он принесет необходимое ему признание среди людей.

Сколько этому бывалому человеку пришлось передумать, пережить в те дни. До сих пор не было подробных указаний, как сдвинуть с места работу артели. Оставалось руководствоваться общими лозунгами и призывами ликвидировать частную собственность, объединить скот и имущество аратов, жить коммуной, закладывать основы коммунизма. Для таких, как Дунгар, возникло множество трудностей в понимании того, как нужно вести эту новую для всех и многообразную работу по развитию революционного движения масс. Необходимо было вести культурное наступление — бороться с неграмотностью, привлекать женщин к государственным делам, уничтожать эксплуатацию бедняков, принимать в члены народной кооперации, революционного союза молодежи, МОПРа [66] МОПР — Международная организация помощи борцам революции, созданная в 1922 г. по решению IV конгресса Коминтерна. . Председателю поневоле приходилось разбираться во всем этом: ведь ему надо было выступать на собраниях, митингах, надо было уметь разъяснять революционные лозунги. Дунгар занялся чтением газет и поэтому вполне сходил за человека, сведущего в идеях и задачах революции. Местные араты были недалеки от истины, когда говорили, что Дунгар стал красным революционером. Да и как же им иначе считать, если человек порвал со своим прошлым? Дунгар все знал: что говорят, чем обеспокоены, о чем думают люди. Поэтому он и решил, что прежде всего людей нужно заставить поверить в счастливую жизнь, которую принесет им этот самый колхоз. О том, что на берегу Балджа будет устроен праздник артели, объявили за два-три дня, и народу к открытию съехалось великое множество. На широкой поляне в излучине реки, среди ярких цветов, поставили конфискованную у Чултэма-бэйсе десятистенную юрту из белого войлока, с нарядно расшитым покрывалом. Вокруг нее рассыпались многоцветные шатры, палатки.

Услышав, что праздник продлится несколько дней, некоторые семьи объединились и теперь хлопотали у общих очагов. Баатар разбил залатанную палатку, которую он обычно брал на сенокос, под густым тополем. Дверь своего дома на летнем стойбище подпер поленом и всех — мать, малышей — привез на праздник. Вездесущие китайские торговцы подвозили от монастыря Ламын на конных телегах, на осликах товары и, спеша опередить друг друга, разворачивали торговлю. Из ближайших монастырей подошли сюда и паломники, направляющиеся в святые места. Праздник открывался митингом. Большой шатер украсили красными флагами. Над входом повесили транспаранты: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Да здравствует коммуна, открывшая батракам и беднякам дверь в коммунизм!» В тени поставили стол, за которым сидели руководители сомона Балдж, секретари партийной и ревсомольской организаций, председатель артели Дунгар, Чойнхор. Все, кроме Дунгара, были в военной форме. Где и когда добыл себе такую одежду Чойнхор, не знал никто. На нем были сапоги с высокими голенищами, галифе из коричневато-зеленой материи, гимнастерка с большими медными пуговицами, кожаная портупея, фуражка с блестящим козырьком, чуть сдвинутая набок. Люди с усмешкой перешептывались, обсуждая его наряд.

— Чойнхору ордена не хватает. Если б от него зависело, всю грудь бы увешал.

— Вот пес, небось прифорсился, когда свозил в аймак сокровища Чултэма-бэйсе. Успел-таки! — не забыл вставить свое слово Шорню, попыхивая неизменной махоркой.

Появился и пьяный в дым лама Гэлэгбал, перепугавший своим велосипедом лошадей у коновязи. Собрание переполошилось, и тогда сомонный дарга позвал помощников и приказал удалить баламута.

Все началось с пения. Перед шатром вышли пятеро девушек — все в одинаковых серых дэли, в красных косынках. Они исполнили две песни — «Монгольский Интернационал» и «О МОПРе», — которым их обучила Сэмджид. Пели на бурятский мотив, не совсем слаженно, но слушали их с интересом. Балджид сидела с несколькими своими подругами-сверстницами. Она рассеянно слушала и шутки их по адресу Чойнхора, и мнения о выступлении самодеятельных певиц. Ее занимали собственные мысли. В них был Чойнхор, его любовь к ней, сватовство… Много пришлось пережить из-за него несколько лет тому назад. Тогда она считала его единственным, с кем, возможно, было бы в жизни хорошо. А теперь вдруг стало казаться, что он, наверное, был бы ей в тягость. Откуда это? Из-за Баатара? Из-за того, что он завладел ее сердцем? И с Баатаром ей еще не все ясно. Скорее всего, это невинная детская игра. Ненадолго… Она была далека от мысли, что, разбив детское сердце Баатара, может довести его до беды.

После пения председатель Дунгар выступил с докладом. Говорил он долго. Все, о чем толковал, было заимствовано в основном из газет, люди же думали: раз уж он человек умный и истинно революционный руководитель, то, значит, сам дошел до всего, что говорит. После собрания началось застолье. Столы накрыли в юрте, отобранной у бэйсе. Еды и напитков было вволю — тоже перепало из запасов Чултэма. Дунгар, как распорядитель пиршества, потчевал каждого входящего, настойчиво приглашая досыта поесть и выпить.