Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

После этого мы с ним не сталкивались много дней. Когда я возвращался с деляны, он уже спал, когда уходил, Дориг еще не поднимался. Не знаю, как это ему удавалось, но работой он себя не обременял. Если иногда и встречались с ним среди дня, то и словом не обменивались. Но я чувствовал, что Дориг копит злобу и на чем-нибудь да отыграется. И не ошибся.

Я как раз цеплял стволы к трактору. Он подошел и поставил ногу на бревно. Так поставил, чтобы я непременно обратил на это внимание.

— Итак, уважаемый герой, — произнес он подбоченясь, — когда получишь орден, не забудь пригласить. Вместе обмоем.

На его ногах были мои сапоги. Те самые, что я отдал старику повару. Меня прямо затрясло. Вот гад! Отобрал, значит!.. Но, хотя у меня внутри все кипело, я спросил как можно спокойнее:

— О каком ордене ты говоришь?

— Меня просто смех разбирает, когда я смотрю, как ты из кожи вон лезешь. Боюсь только, не дождешься награды — на тот свет отправишься.

Он рассмеялся. И смех у него был, как голос, — хриплый, противный.

Тут я ему и выложил:

— Ни о каком ордене я не думаю. Одно хочу — скорее выйти отсюда. Буду хорошо работать — могут сократить срок.

— Молокосос! — презрительно бросил Дориг. — Куда тебе спешить? Жениться еще не успел? Так теперь твоя невеста и не посмотрит на тебя.

— Никакой невесты у меня нет. Зато есть родные.

Дориг швырнул в снег окурок.

— Человека без родных не бывает… Ты скажи лучше, бедняга, куда ты пойдешь, когда тебя выпустят? Кому ты вообще будешь нужен? Здесь орденов и почетных грамот не дают. А со «свидетельством» отсюда не скоро героем станешь.

— Да снова землю пахать буду! — сказал я и подумал: «Неужели есть на свете большее счастье, чем сеять драгоценные зерна в землю, вспаханную своими руками, а потом собирать урожай с этой земли?!»

— Еще улыбается, щенок! — покрутил головой Дориг. — Нашел, куда торопиться.

— Ничего ты не понимаешь. Я с малых лет люблю землю. Если хочешь знать, в шесть лет уже отцу помогал, за плугом ходил…

Дориг не дал договорить, с издевкой произнес:

— Бабий у тебя характер. Смотри, какая трудовая биография! В шесть лет за плугом ходил! Мне тоже есть что порассказать. Моя биография поинтереснее. И тоже с малых лет началась. Первое слово, которое я произнес, если хочешь знать, было «деньги». Понял? Не веришь? Мне отец рассказывал. Да я и сам помню. Отец днем и ночью в карты играл и редко когда проигрывал. Деньги просто текли в его кошелек… Ты хвастаешь, что еще мальчишкой отцу помогал. И я помогал. Лет семь мне было. Отец сказал, чтобы во время игры я все время шептал: «Пусть отец выиграет, а остальные проиграют». Я лежал под одеялом, только нос торчал, и, не переставая, повторял одно и то же, чтобы отцу везло. Обставит отец всех игроков, подойдет ко мне, погладит по голове и приговаривает: «Это удача моего сынка. Это он мне наворожил». С каждого выигрыша давал мне деньги. Много давал. Я никогда не нуждался в деньгах…

В глазах его зажегся алчный огонек.

— Ну что ж, — сказал я. — Иди своим путем, а я пойду своей дорогой. Судьбы у всех людей разные.

— Да что ты говоришь? И чем же это отличаются наши судьбы сейчас? Скажи: в чем различие между нами? Ну-ка, выкладывай. И ты, и я отбываем срок. Какая разница?

Я промолчал.

— Нечем крыть? А моей жизненной дорогой, значит, брезгуешь? — Он изо всей силы ударил меня в лицо.

Перед глазами поплыли круги, но на ногах я устоял. Взбешенный, он ударил еще раз. В висок. Я поскользнулся и упал.

— Вот так. Давно хотел показать тебе, кто я. Больше не будешь огрызаться, щенок.

Дориг тяжело дышал.

Иному пьянице довольно кружки пива, чтобы опохмелиться. Так и Дориг, должно быть, пришел в норму, сорвав зло на мне. Отвел душу, показал свое превосходство, и я будто перестал для него существовать. Ушел, даже не обернувшись.

Сам не знаю, почему я не стал защищаться, не дал сдачи после первого удара, не стал догонять Дорига, когда пришел в себя. Может, растерялся. Может, страх перед последствиями драки удержал меня. Во всяком случае, связываться с ним я не стал. Одно знаю твердо, что не струсил, хотя Дориг был, конечно, сильнее меня. Да нет, пожалуй, и не сильнее. Раньше, наверное, был он покрепче, но порастратил силенку, беспутная жизнь не могла не сказаться. Брал он не силой, а наглостью, уверенностью в безнаказанности. Схватись мы с ним, вряд ли бы я уступил. Но так или иначе, стерпел унижение.

Ярость охватила меня, когда Дориг уже скрылся. Теперь было поздно сводить счеты. Я отряхнулся, вытер снегом разгоряченное и саднившее лицо, добрел, шатаясь, до трактора. Снова гонял его с бревнами с горы и порожняком — вверх, на деляну, безжалостно казнил себя за позор, который сам навлек на себя. Какие только горькие мысли не лезли в голову! Я думал о том, какой ничтожной, неприметной пылинкой являюсь в этом мире, что жизнь моя не имеет никакой цели и смысла. Хотелось бросить все к черту — и трактор, и бревна… Уйти! Уйти, куда глаза глядят. Забраться в лесную чащобу и не видеть никого. Идти и идти, пока буду способен переставлять ноги. Кому я нужен с таким дурацким характером?

— Ржавое железо! — ни за что обругал трактор.

Работу все-таки не бросил. Но мысли, одна другой мрачнее, не покидали до самого конца дня.

На следующее утро стал размышлять по-иному. Трактор, безусловно, вещь нужная и полезная. А вот от меня — никакого проку. Трактор — сильная и умная машина, в каких-нибудь несколько дней перепашет огромное поле, которое и взглядом не окинешь, и на этой земле вырастет, заколосится золотой хлеб. Разве можно обойтись без хлеба? Конечно, нет! А без меня?.. Ну не станет меня? Что изменится? Да ничего. Так же будут бороздить степные просторы тракторы, и эти тяжелые смоляные бревна с лесосеки на баржу тоже будут таскать тракторы… Что я без этого «ржавого железа»? Нуль…

Тут, однако, мысли мой приняли иной поворот. Хорошо, а кто приводит в действие могучую силу трактора? Сам-то он ни пахать, ни бревна таскать не может. Я даже удивился, как это раньше не сообразил! Да не будь меня, трактор с места не стронется! Вот когда он действительно станет ржавым железом. Значит, и я на что-то гожусь! И не только трактору я нужен. Нужен моей седовласой матери…

Мне вдруг так захотелось увидеть ее, прижаться к груди. Я почти ощутил ее ласковые руки на своей голове. Как бы она обрадовалась мне!..

Совсем некстати пришла отрезвляющая мысль, что я несвободен, и темной тенью легла на душу. В чем-то Дориг, однако, прав. Сбился со своей жизненной дороги, и не просто вернуться на нее. Но я тут же вспомнил: чем быстрее я выйду отсюда, тем скорее повстречаюсь с матерью, снова стану как вольная птица…

Перебирая в памяти все, что приключилось со мною, я окончательно убедился, что причиной всех несчастий было мое дурацкое легкомыслие. Оно-то и привело меня в эту таежную глушь, соединило с чуждыми людьми, свело в одну компанию с такими проходимцами, как Дориг. Я строго судил себя. И все яснее становилось, как быть, что делать дальше. Только об одном были теперь думы: быстрее выйти на свободу.