Ян Папп - Направление — Прага

— Назовите их.

— Гаспар Бламар. Винцо Рыбар. Братья Томаш и Яно Мазуховцы, оба на том свете. Петер Бабин — и того нашла пуля, и Карла Юрика…

— Спасибо, хватит, — махнул рукой высокий.

— Отец был членом какой-либо партии?

— Этого вправду не знаю. Думаю, нет. Во времена Масарика не помню. А при Хорти кому из словаков это было нужно?

Те двое внимательно все записали, а потом сказали:

— Так вот, Ян Брезик. Вы наверняка знаете, что в Советском Союзе создана чехословацкая часть. Командует ею полковник Свобода. Уже воюет на фронте.

— Знаю, — быстро перебил их. — Хотел бы быть в ней. Колючей проволоки, болтовни у сортира, чистого безделья мне по горло.

— Хорошо. Возвращайтесь на свое место. Дадим вам знать.

Тогда выбрали сто шестьдесят словаков, посадили их в поезд и отправили к Свободе. Шестнадцать остались в лагере, что называется, с раскрытым ртом. «Мы что-нибудь натворили, почему вместе со всеми нас не отправили?» Смотрели один на другого и копались в своем прошлом. Только через неделю, когда уже начало заедать сомнение, к ним прикрепили офицера, который посадил их в поезд. «Куда едем?» — спрашивали. «Много будете знать — скоро состаритесь», — отшутился он. А через день они были в Красногорске. Называлось это: антифашистская школа.

— Я Марек Чулен, — приветствовал их седоватый мужчина лет шестидесяти. Говорил твердо, на западно-словацком диалекте. — Прежде был кузнец. Работал в Америке. Был основателем и председателем Словацкой коммунистической партии. Сказал, что будет читать им лекции.

— Лекции? — не понял Брезик.

— Вы здесь ведь учиться будете.

— Учиться? Нас отобрали воевать, а не учиться, — недоумевал Брезик.

— Это верно. Но вы еще навоюетесь! А сначала должны учиться.

Им рассказывали о борьбе порабощенных народов Европы за свободу, о необходимости устранить нацизм от власти в Германии, о роли рабочего класса в строительстве демократического общества, о национальном вопросе, о причинах трагедии Чехословакии в 1938 году, о Марксе, Ленине и Сталине, о Тегеранской конференции, об истории борьбы за права рабочего класса.

Когда лекции окончились, спросил однажды Чулен Брезика:

— Если надо будет, сможешь убить немца?

— И даже зарезать. Хоть бритвой, — ответил Брезик.

Чулен посмотрел так, словно хотел прочитать его мысли, и отошел, не прибавив ни слова.

Опять пришли офицеры, прочитали списки, выпускникам приказали собраться. Брезика в списках не было.

Побежал следом.

— Меня не забыли?

Офицеры еще раз посмотрели в списки. Брезика там не было.

Удивлялся, как тогда, в Волжске:

— Что бы это значило? Забыли обо мне? Или не годен в армию?

Никто ему ничего не ответил. Товарищи уехали. Бродил между бараками, ломал голову, строил догадки, что случилось, в чем промах.

Через две недели его вызвали:

— Вас зачислили в группу, которую доставит к месту офицер, явитесь к нему.

— Едем на фронт, конечно? — поинтересовался.

— Там узнаете, — бросил офицер и повез их на Украину.

Приехали в город Ровно, а оттуда еще шесть километров шли до деревни Обарово.

— Будем наконец воевать? — спрашивал.

— Будете учиться, — отвечали ему.

— Черт побери! Опять школа? Смолоду за школьными партами не очень-то сиживал, а сейчас — с одной на другую.

— Но это специальная школа. При Украинском штабе партизанского движения. Готовит организаторов партизанского движения для борьбы в тылу врага.

Днем в классах изучали теорию. Ночью упражнялись. Нападения, снятие караула, устранение патрулей, походы на ориентирование по компасу, упражнения с парашютом. Инструкторы по боевой технике, по тактике и организации партизанской борьбы, по стрелковой подготовке и топографии, саперным работам и минированию старались учить получше и побыстрее. Офицеры-политработники на занятиях по морально-политической подготовке объясняли, в чем сила Советского Союза, за что они воюют, словацкий национальный вопрос, разницу между партизанами и военнослужащими, организацию партизанского движения в Чехословакии. Такие были темы лекций.

В середине июля его вызвали к командованию школы. Он знал, кто там работает. Начальник — полковник Выходец, командир учебного батальона капитан Козлов, его заместитель по политчасти майор Шрамм. Перед канцелярией уже стоял Штево Демко. Он также был в Красногорске. А попал на восток с Быстрой дивизией. Когда на Кавказе ее разбили, он, хотя и был ранен, не торопился домой, а перешел к советским.

— Что будет, Штефан? — спрашивал Ян.

— Чувствую, надо готовить рюкзаки. Ногами это чувствую, — отвечал Демко.

Мимо них прошли офицеры. Полковник Дрожжин, старший лейтенант Клоков, инженер Трембычев.

Оказалось, и в самом деле надо готовить рюкзаки. Отправили в Киев. Там их представили рослому лейтенанту по фамилии Величко. А тот затрубил:

— Так вы и есть словаки? А по-русски понимаете?

— Понимают, — сказали за них.

— Немцев зарежете, если будет необходимость?

— А почему бы и нет!

— Ну, хорошо. Познакомимся.

Их тут было девять. Теперь вот прибыли еще двое.

Через три дня, под вечер, привезли на аэродром. В полном снаряжении, с оружием, парашютами за плечами. Дрожал, когда надевал парашют. В жизни не прыгал. Даже в Обарове. В школе не имелось ни одного самолета, все были на фронте, так что учился только на земле, на тренажере.

До Карпат летели спокойно. Над линией фронта немцы встретили их снарядами. Самолет уходил в неизвестность, проваливаясь в воздушные ямы.

Когда все стихло и думали, что уже дома, вышел из кабины пилот: «Ребята, внизу такой туман, летим, как в молоке, да и в темноте этой не сориентироваться. Возвращаемся».

В три утра, когда на востоке заиграли утренние зори, приземлились на том самом аэродроме, с которого взлетали.

Настроение собачье. Напряженность, сосредоточенность, ожидание, волнение, с которыми вылетали, остались в них.

— Ничего не поделаешь, — разводили командиры руками, — ждите лучшей погоды. Пока будете здесь, в Киеве.

Устроили их в центре города. На улице, которая кое-как еще уцелела. В доме, где верхние этажи снесло бомбой, Но жилье для них было в порядке. Двери починены, рамы застеклены, водопровод работает, и электричество есть.

Здесь прождали две недели.

Каждый день с вопросами на устах ожидали офицера. И две недели получали одинаковый ответ: «Нет еще. Надо ждать».

Бродили по улицам. Зашли на рынок, начавший оживать. Выпили в первых открывшихся закусочных. Побывали в кино. Стоял июль, чудесный летний месяц. Припекало солнышко, днепровский ветер трепал кроны лип. Язвы израненного войной города милосердно скрывала зелень. Не могли понять, как же там, куда надо лететь, дожди и туманы.