Корнелиу Леу - Власть

— Сегэрческу беден. Он говорит, что у него, кроме дома и жалованья, ничего нет.

— Сегэрческу — это самый изворотливый ум, который знает, как повернуть и вывернуть!

— Вы, кажется, говорили о Танашоке.

— Это человек иного плана. Танашока вершит делами, находясь в тени. Он никогда не выходит из дому. Кое-кто говорит, что он вообще не существует. В то время как Сегэрческу во плоти, активен, всюду появляется… Сегэрческу — сила Танашоки в действии.

— Вы видели когда-нибудь Танашоку?

— После войны, всего один раз.

— Когда?

— Когда он защищал, как свидетель, своего секретаря Алексе, которого хотели осудить на смертную казнь, но не было доказательств.

— А за что же судили Алексе?

— Алексе получил партийное задание стать активным членом партии Танашоки, чтобы знать обо всех их замыслах. У него, как секретаря уездного комитета коммунистической партии, было конспиративное имя, и полиция сбилась с ног, выискивая главу здешних коммунистов. Когда же они его схватили, у них не оказалось достаточно улик, и к тому же Танашока, выступая свидетелем, заявил, что Алексе — активный член его партии. Кто такой Алексе на самом деле, он узнал всего несколько месяцев назад! Как он это пережил, не знаю!

— Понятно. Значит, вы месите одну и ту же грязь?

— Да как вам могло прийти такое в голову?!

— Это политиканство, господин Дрэган. Политиканство! Не представляю, что может быть хуже этого…

Взглянув снова на свои часы, Дрэган попытался объяснить капитану разницу, которая, по его мнению, была столь очевидна.

Капитан вежливо выслушал его, а потом, словно бы не услышав того, о чем говорил Дрэган, уточнил:

— Весьма возможно, но я не верю этому. Я верю только своим собственным чувствам, господин Дрэган.

Он посмотрел прямо в лицо собеседнику. Дрэган теперь понял, почему этот серьезный, со сверкающим взглядом офицер столько говорит о самом себе, о своем мнении, об оценках, почему он так хорошо себя чувствует в этой должности, почему он с таким знанием дела объяснял дневальному, как делается суррогатный кофе. Делал он это потому, что у него не было никаких твердых убеждений. Он чувствовал их отсутствие, но ему не хотелось в этом признаваться… Детальное объяснение рецепта стоявшему навытяжку дневальному должно было создать определенное впечатление о его рассудительности.

Дрэган, как всегда в период обдумывания какого-либо плана, усиленно тер рукой подбородок.

— Жаль. Надо идти. Меня заждались в уездном комитете…

Его маленькие глаза со вниманием смотрели на капитана: «Что он сказал бы, если бы узнал, что именно в это мгновение мы собираем людей, чтобы пойти на приступ и захватить городскую управу? Что он сказал бы?»

— Не сердитесь, — проговорил Василиу. — Я не могу переступить через собственные убеждения. Это не означает, что я не сохраню о вас приятное воспоминание. Кстати, как та девушка… с большими глазами? Знаете, никак не могу вспомнить их цвет! Вы же знаете, о ком я говорю.

— Знаю, как же не знать! — пробурчал Дрэган, быстро выходя в коридор казармы, словно желая поскорее избавиться от дальнейших расспросов.

— Сегодня утром я ее видел. Я входил в город со своей знаменитой, потрепанной в боях частью, и первым знакомым человеком, которого я встретил, была она.

— Где это было? — спросил Дрэган, не в силах сдержаться.

— Не помню. Но это не имеет значения! Вы говорили, что она химера, не так ли?!

— Должно быть, химера, — ответил Дрэган. — Я ее тоже с тех пор более не видел. Но сегодня, кажется, это все-таки была она…

— А я вам так завидовал, у вас было столько времени!

— Столько времени для чего?

Пришла очередь Дрэгана стать ворчливым и замкнутым. Он торопливо шел по коридору казармы, словно стремясь поскорее избавиться от начатого разговора. Но капитан не отставал от него, не давал возможности прекратить беседу.

— Но почему?.. У вас были все шансы на большую любовь, господин Дрэган, на потрясающую любовь!

— Это была химера, — ответил Дрэган, желая побыстрее избавиться от навязчивости капитана.

Василиу повеселел:

— Совершенно верно!.. Это была химера вашей смерти, как вы тогда выражались! — И словно раздумывая над чем-то, добавил: — Но какие у нее были большие и грустные глаза! Я больше никогда не видел таких глаз, никогда!

Дрэган остановился в воротах, услышав внезапное щелканье каблуков часового, и спросил капитана, как на допросе:

— Где вы видели ее?! Вы не можете не вспомнить! Прошу вас, вспомните, где вы ее видели!

Капитан несколько отстранился от него, удивленный импульсивностью Дрэгана.

Дрэган шел быстро, погрузившись в свои размышления. Он спешил, а мысли его были заняты поведением капитана, который хотя и показался ему спорщиком, но оставил впечатление цельного человека.

Дрэгану было жаль, что не удалось перетянуть капитана на свою сторону, побороть его упрямое недоверие, которое не позволяло капитану правильно понять ситуацию. А он, Дрэган, ощущал себя душевно привязанным к Василиу и чувствовал, что надо было поговорить по-другому, серьезно, чтобы все стало ясно.

Он почти бежал, думая об этом, и вдруг споткнулся обо что-то. «Что такое?» — пробурчал он удивленно и тут увидел мальчишку.

— Костикэ!

С кляпом во рту, крепко связанный, парень, тараща глаза, пытался что-то сказать.

— Черт возьми, ну и дела! — Дрэган хотел развязать его, но вспомнил, что надо спешить. Он подбросил связанного мальчишку, словно пушинку, закинул на плечо и, на ходу вырвав кляп из его рта, потащил Костикэ на себе.

— Кто тебя связал?

— Реакционеры, дядя Дрэган… Они закрыли мне ладонью глаза, но я их все равно узнаю!

Мальчишка повернул к нему свое измученное, озлобленное лицо и продолжал:

— Я был на площади, когда они хотели избить тебя!

— Так, значит, хотели, — пробурчал Дрэган, устраивая свою ношу поудобнее, и прибавил шагу.

— Но ты не захотел драться. — И он резко поглядел на Дрэгана. — Зато я, прежде чем они сбили меня с ног, раза три пнул их ногой. Ты что, и вправду боишься с ними драться?

— Может, и боюсь!

Связанный, как тюк, Костикэ, однако, обрел свою обычную дерзкую манеру разговора, которая помогала ему опередить всякого, кто захотел бы над ним посмеяться.

— Ты их не боишься, это я понял. Ты чего-то задумал. — Он посмотрел ему прямо в глаза. — Ну скажи, прав я? Ты чего-то задумал. А мне-то чего задумывать?.. Вот я с ними и схватился. Одного укусил за ухо, так что отметина теперь будет… Они меня связали и сунули за пазуху лягушку, поэтому я и потерял сознание. Но я думаю, лягушку они приготовили совсем не для меня. Для кого-то посолиднее. Ха-ха! А что скажешь, если это они приготовили для тебя, а?