Корнелиу Леу - Власть

— Так говорят. Если не в его интересах распускать подобные слухи.

— Может быть, вы знаете, какую цель он этим преследует?

— Этого я не знаю. Могу сказать вам лишь только, что вы натерпитесь от него.

— Откуда вам это известно?

— Из прошлого, — убежденно ответил старый профессор.

Капитан не осмелился проявлять свое раздражение по этому поводу.

— Знаете, я никогда не позволю себе над кем-либо подсмеиваться, — продолжал профессор, понимая, о чем его спрашивал капитан. — Я имею в виду только случаи из истории. У вас есть время?

— Есть.

— Говорят, один грек, человек острого ума, воинственный по натуре, стал вождем одного племени. Он был признан королем за совершенный им акт героизма, который соответствовал их религиозным верованиям. Они сделали его своим полубогом. Верили в него, в его мудрость, душевную чистоту, так как это было высочайшим даром этих суровых, умеренных в потребностях, справедливых людей. А он ничем не обманывал их надежд, принял их веру, был суровым, праведным и чистым. Одного только они не понимали: зачем раз в год их вождь брал с собой эскорт воинов, оставлял его ждать около стен крепости, в которой он родился, и входил туда один? Через определенное количество дней он выходил из крепости и возвращался к племени таким же суровым, чистым и правдивым. И все верили в него до тех пор, пока один из воинов его охраны случайно не посмотрел внутрь крепости. Он увидел своего вождя, который, смешавшись с толпами пьяниц, вместе с ними и сладострастными вакханками, распевая фривольные песни, предавался разврату. При всей суровости и чистоте, которую он выставлял напоказ, прославляя религию этого племени, помогшую ему стать вождем, он оставался таким же, как и другие представители продажного мира, живущего в разгуле. Вы, вероятно, угадали, — сказал профессор своим обычным назидательным тоном, — это были праздники Диониса, оставшиеся до сего времени в памяти человечества как верх разнузданности людских нравов. Воины, когда он вышел к ним, довезли его с полагающимся ему почетом до своего маленького племени и там от имени суровых и умеренных в потребностях богов покарали его.

Во дворе казармы стояла послеполуденная тишина. Пожилые солдаты и раненые, которые составляли почти половину части, занимались повседневными делами. Сверхсрочники выходили за ворота, раскуривали папиросы. И только гулкие шаги капитана в пустых помещениях напоминали о том, что здесь военное заведение.

Он открыл дверь, нисколько не удивившись приветствию подскочившего и вытянувшегося в струнку только что дремавшего дневального. Затем он открыл еще одну, на этот раз обитую, дверь и пригласил посетителя в просторную, строго обставленную канцелярию.

— Значит, и вы за тем же? — спросил капитан, вешая портупею на крючок.

Он даже не старался скрыть горькое разочарование.

Дрэган украдкой взглянул на него и быстро спросил:

— Почему вы говорите «и вы»? Разве кто-нибудь уже приходил?

— Да, стоило только мне прибыть с полком в город. Не хочу скрывать, я удивлен. — Тон офицера ясно показывал его отношение к тем, о ком шла речь.

И вдруг капитан понял, что его посетитель может расценить эти его слова как «Не хотите ли вы выйти вон?». При этой мысли он заставил себя быть несколько гостеприимнее и улыбнулся Дрэгану.

— С вами я с удовольствием побеседую, так как нас связывают приятные воспоминания. Первый день после освобождения… Мы оба хотели поддать немцам жару. Вы тогда чудом спаслись от смертной казни… Но теперь, знаете, я полностью разочаровался.

Дрэган не мог знать, что такое поведение капитана — это реакция на то, что произошло полчаса назад между Василиу и Сегэрческу. Дрэган следил за размашистыми движениями, серьезным тоном офицера, который со знанием дела объяснял дневальному, как приготовить хороший кофе из суррогата. Капитан, замещая командира полка — полковника, прекрасно чувствовал себя в строго обставленной канцелярии, и Дрэган видел это.

— По всему видно, вам здесь хорошо, вы же теперь самый старший по чину, — заметил Дрэган.

— Да провались оно ко всем чертям! — ответил капитан, не понимая, на что тот намекает. — Как тут может быть хорошо, господин Дрэган? Вы же знаете, какой я невезучий человек! Четыре года я ждал возможности повоевать против немцев, а когда пришло время, мы с вами проплутали в поисках какого-то профессора-изобретателя. Когда же я вернулся в часть, мне приказали руководить отправкой части на фронт. Наконец-то! Но в первом же бою меня ранило, я попал в госпиталь, там связали мои косточки проволочкой, и вот пожалуйста! Теперь меня послали начальником тыла полка, и я узнаю о положении на фронте только из газет… — Он печально махнул здоровой рукой, и на его лице отразилось разочарование.

Его звучный голос в этом казенном помещении потерял свои оттенки и казался каким-то чужим.

Хорошенько прикинув, что к чему, Дрэган решил, что пришел момент посыпать раны солью:

— А разве у нас здесь не хватает «боев»?

— «Боев»?! Ха! Бой!..

Капитан встал, отшвырнул стул и подошел к нему. Дрэган заметил, что теперь на нем была более аккуратно пригнанная форма, чем в тот раз, когда увидел его впервые. Правда, выглядел он состарившимся, разочарованным, в нем не было прежней энергии и страсти.

— Господин Дрэган, я вас знаю как серьезного человека. Меня произвели в капитаны, дали должность майора, но, поверьте, я был бы в тысячу раз счастливее, если бы меня не повышали в звании и оставили бы на передовой!

Дрэгану временами казалось, что перед ним прежний Василиу, с которым он в первые дни освобождения мотался по городу. Правда, тогда он выглядел более молодым и восторженным. Теперь же он казался анемичным, враждебным ко всему. Дрэган сощурил глаза и, недовольный собой, испуганно спросил себя: «А уж не ошибся ли ты, Дрэган, тогда?!» Некоторое мгновение он размышлял, но в ушах у него звучала фраза, которую он сказал на активе: «Если это тот самый Василиу, которого я знал, то пошлите меня туда, товарищи, где находится этот человек!»

Дневальный принес кофе в солдатских эмалированных кружках. Василиу пригласил Дрэгана за стол.

— И что же, господин капитан, вы так уж боитесь, что война кончится? — спросил Дрэган. Он попытался было слегка подшутить над капитаном. Но капитан не воспринял шутки. Он что-то прикинул в уме и нервно щелкнул пальцами. — Вы правы, — продолжал Дрэган с оттенком легкой иронии. — Такой случай уж более не подвернется. Мы задумали покончить с войнами и приняться за работу, за строительство.

Слова эти произвели неожиданное впечатление на капитана. Сквозь очки было заметно, как заблестели его глаза. Он большими тяжелыми шагами подошел к стулу, на котором сидел Дрэган.