Корнелиу Леу - Власть

— Почему ты говоришь в прошедшем времени? — Вопрос прозвучал странно и неожиданно. Все повернули голову туда, откуда раздался этот голос. Трифу, дрожа от возбуждения, продолжал: — «Шли», «сходились»… Почему ты так говоришь? Они и сейчас там, на площади и под нами, и мы вот-вот взлетим от них на воздух, так что они и сейчас идут сначала вместе, потом расходятся, пересекают по диагонали площадь и доходят до динамита! Не так ли?..

— Так оно и есть!

— Тогда, — продолжал журналист, — огонь сначала пойдет в одном направлении, затем разделится, пересечет площадь, дойдет до динамита и…

— Точно! — убежденно ответил Катул. — И… прощайте, мои дорогие друзья!

Он сделал театральный жест, и все проводили его руку взглядом. Когда он ее опустил, Трифу, задыхаясь, выкрикнул:

— Нет, нет! Неправда! Я не верю, слышишь?! Не верю! Ты негодяй!

На губах у него выступила пена. Дрэган вынужден был вмешаться:

— Успокойтесь, господин Трифу!

Но тот хныкал, как ребенок:

— Удалите отсюда этого негодяя! Я верю, что товарищи спасут нас! Почему он не варит?!

Никто не ответил ему, и снова наступила тишина.

Будоража ночь, опять зазвучал в мегафоне звенящий голос.

Находившиеся в здании примэрии не придали этому никакого значения: они уже привыкли к угрозам и не обращали на них внимания. Но через некоторое время они стали внимательно прислушиваться к тому, что выкрикивали на площади.

— Не нам. Это не нам, — сказал Тебейкэ.

Они сбились в кучку, смутно догадываясь о том, что происходит на площади. До них донеслись усиленные мегафоном слова:

— Не подходите! Отправляйтесь по домам, не подходите!.. Если сделаете еще шаг, мы взорвем тех, кто находится в здании.

Дрэган направился к окну, другие последовали за ним. Медленно приподнял угол шторы, будто с площади их могли увидеть.

— Вы видите?

— Где?

— Там, влево, где улицы спускаются к площади.

— Ни шагу вперед! Стойте на месте или отправляйтесь по домам! — повторял голос в мегафон.

— На улицах люди! — воскликнул Тебейкэ.

— Много! За кордонами солдат! Видите, как они двигаются?

— Кто это их собрал? — спросил Киру и сам же ответил: — Конечно Дину. Значит, ему удалось добраться.

— Да, их очень много, — сказал Дрэган, продолжая думать о чем-то своем. Он осторожно опустил штору и только потом ответил Киру: — Возможно, их собрал Дину, а может, это сделали раньше другие товарищи. — Затем более твердо закончил: — Возможно даже, что они собрались по зову сердца или по призыву товарищей, которых до сих пор и не знали. Суть дела в том, что, если массы стали сознательными, их нельзя остановить! Ты видел, как народ заполнил площадь сегодня после обеда?

— Да, Дрэган, — с сомнением в голосе ответил ему Киру, — но Никулае застрелили, секретарь убит. Мы заперты… Я думаю о том, кто поведет людей.

— Кто? — Дрэган посмотрел прямо ему в глаза, притянул поближе к себе и, положив руку на плечо, заговорил уверенно, будто подчеркивая смысл каждого слова: — Ты, Киру, возможно, ничего до сих пор не почувствовал. Наша борьба расширяется и непрерывно мобилизует людей. Она делает их мудрее. Вот я, например, однажды уже ждал смерти, и мне все равно не страшно. Но подумай, каким я был тогда и каким стал теперь… Каким я был некоторое время назад? Вчера или даже сегодня, когда мы штурмовали примэрию? Как бы это тебе сказать, я становился сильнее с каждым мгновением, увереннее в себе. Жаль, что слишком поздно, — и он на мгновение умолк, вспомнив о положении, в котором они находились и с которым он, будучи натурой активной, не мог смириться. — Жаль, если мне уже не придется использовать опыт, который я приобрел. Ах, сколько еще я мог бы сделать! — Он снова замолчал и уставился в темноту, будто оценивая свои силы. Но уже через какое-то мгновение вспомнил, что не высказал всего, что хотел. Тряхнул головой и добавил решительно, словно подводя итог сказанному: — Но в ходе нашей борьбы постоянно формируется новый человек — надежный человек действия. Верьте, что тысячи людей, которые сегодня ответили на наш призыв… — Он снова остановился, посмотрел неподвижно прямо перед собой, будто ища где-то внутри себя подтверждение своим словам, затем закончил: — Да, те, которые ответили сегодня утром на наш призыв, завтра подхватят его и понесут дальше.

В этот момент из мегафона раздалась новая угроза, перекрытая голосом Трифу:

— Конечно, и я тоже об этом говорил! Люди собираются и спасут нас!

— Спасут? — зло ответил Дрэган скорее не его словам, а своей собственной мысли, предельно ясной: — Слышите, что они говорят? Мы умрем здесь. В этом можете не сомневаться. Даже если на площадь хлынет народ, они все равно из мести взорвут нас вместе со зданием примэрии…

— Очистите улицы! Иначе мы немедленно подорвем тех! — слышался голос.

Трифу одурело посмотрел сначала прямо в лицо Дрэгану, потом отвел взгляд, будто боялся, что тот прочтет его мысли. Тонкие ноздри Трифу раздулись, словно он принюхивался к чему-то. Он вытянул шею сначала к двери, затем в сторону площади, прислушиваясь, и, будучи больше не в силах сдерживаться, начал орать. Глаза у него помутнели, как у бешеной собаки:

— Не верю! Идиоты! Глупцы! Вы приносите меня в жертву, вы взяли меня с собою сюда, чтобы я погиб здесь. Почему?.. — Он отступил назад, притянул к себе спинку стула, прикрываясь ею, будто кто-то намеревался что-то бросить в него. — Я терпел, надеялся, что, может, придут освободить нас, вы поставите и меня на почетное место, потому что я рисковал вместе с вами! А так?! Умереть?! Почему я должен умереть? Я презираю вас, слышите? Презираю!

Он посмотрел направо, затем налево, как затравленный зверь, и, выбрав момент, сорвался с места и рванулся к двери.

Лишь его шаги некоторое время раздавались в темноте коридоров примэрии.

— Господин журналист, скажи: до какого места доходит шнур? — спросил Киру, продолжая прерванную мысль.

Все внимательно прислушались. Вопрос Киру был очень интересным и не мог не вселить хоть какую-то надежду.

— Шнур… — Катул сосредоточился, изо всех сил пытаясь вспомнить. — Думаю… Нет, нет… я уверен, теперь я вспомнил: до ящика! До черного, не очень большого ящика.

Киру прикинул что-то в уме, потом ровным голосом произнес:

— Та-ак!..

Все выжидательно смотрели на него. И Киру понял это. Он по очереди обвел всех взглядом, мотнул головой и сказал:

— Ясно. Это не бикфордов шнур, а электрический провод. Никакой надежды на спасение нет. Взрыв произойдет мгновенно после поворота рукоятки.

Все притихли.

— Вы уверены? — спросил Катул.

Киру приложил руку к груди, как человек, которому нанесли оскорбление, и поклялся:

— Клянусь моей Смарандой и двумя моими близнецами… — Его губы побелели и замерли на половине фразы. В глазах застыло восхищение, смешанное с болью. — Слабенькие такие, худенькие. Когда я прихожу домой, они всегда смеются… Смеются беззвучно, раскрывая маленькие глазенки и чмокая беззубыми ротиками…