Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

— Котёнок, — едва слышно произнес мужчина. — Хочешь полетать?

Мальчик вскинул голову на голос отца и принялся прыгать от радости, протягивая к нему руки:

— Да, папа! Конечно, папа! Полетай меня!

Взяв сына под мышки, отец подбросил его вверх. Мальчик завизжал от восторга. Затем ещё раз семь он взмывал на высоту добрых десяти футов, задевая головой ветви сосен, и тут же стремительно падал вниз, в руки отца.

— Устал, папа? — спросил он, когда мужчина, тяжело дыша, поставил его на землю.

— Есть немного. Ты ведь уже большой мальчишка. Ну ничего, сейчас отдохну и ещё тебя покидаю.

— Ты очень хороший, папа, — сказал мальчик и внезапно вздохнул. — Пойдём домой. Я уже замёрз, — ответил он на вопросительный взгляд отца. — Мы придем сюда завтра, ладно? Я не хочу уходить отсюда, только я совсем замёрз.

— Ничего, сынок, — сказал отец. — Дома у нас тоже есть замок.

— Где? Я не видел, — ответил мальчик.

— Он в альбоме, котёнок. Мы соберём его из картона.

Они двинулись домой, снова согревая друг друга теплом своих рук и неким неуловимым образом уравнивая столь разные числа прожитых ими лет: мальчик сжимал в своей маленькой руке ладонь отца и ощущал себя почти взрослым, «путешественником», а мужчина, чувствуя в своей ладони маленькую руку сына, невольно вспомнил то далёкое время, когда ему самому тоже было пять или что-то около того и он гулял по этим местам со своим отцом, не дожившим трёх месяцев до рождения мальчика. Ты был очень хороший, папа, сказал он про себя, обращаясь к человеку, что лежал сейчас в могиле милях в двух от них, и вздохнул — совсем как несколько минут назад это сделал мальчик, произнеся: «Ты очень хороший, пала». Что за сволочная судьба, которая обоих нас лишает отцов, подумал он: меня в двадцать шесть лет, а его всего лишь в пять. И никакой от неё пощады.

Картонный замок был спрятан в альбоме, на страницах которого и разместились его тщательно оконтуренные и пестро раскрашенные компоненты — оставалось только вырезать их ножницами и установить в нужном порядке. Они тут же принялись за дело.

Мальчик трудился старательно, совсем как недавно в лесу, хотя сейчас уже отец руководил действиями сына, а не наоборот. Они вырезали ярко-красные зубчатые стены и башни с бойницами, черный подъемный мост на бумажных цепях, темно-синий замок и, наконец, разноцветные фигурки всадников и пеших воинов, вооруженных копьями, мечами и луками со стрелами После того как всё было готово, мальчик извлек из-под шкафа коробку с оловянными солдатиками и послал их в атаку на замок. Битва продолжалась не менее тридцати минут. Не стоит и говорить, что защитники замка сражались весьма отважно и в конце концов разбили противника в пух и прах.

— Хороший замок, — заметил мальчик, вытирая пот со лба, — жаль только, что не настоящий.

— А где же настоящий? — спросил отец. — В лесу?

— Да, — произнёс мальчик серьёзно, — в лесу он настоящий.

Ты прав, котёнок, сказал мужчина про себя, разве могла бы эта бумажная крепость защитить нас; а вот замок в лесу другое дело, он мог бы стать для нас и оплотом, и просто домом. Мог бы, если бы не… слишком много «бы», впрочем, и главное из их — это твоя мама, которая родила тебя примерно так же, как другая мама родила твоего любимого Джона Бонэма. И всё же ты прав, малыш, и место, выбранное тобою, — настоящее, непридуманное.

— Хочешь, я расскажу тебе историю о рыцаре? — спросил он мальчика.

— О чем? О крейсере? — переспросил мальчик.

— Да нет, о рыцаре — о всаднике в доспехах, понял?

— А, о рыцаре! — рассмеялся мальчик, которого явно позабавило, что он мог перепутать два таких непохожих слова. — О рыцаре да, хочу.

Они устроились на диване, бок о бок, в окружении доблестных и гордых защитников замка и поверженных ими оловянных солдатиков, и отец повел рассказ о рыцаре, о его подвигах и его возлюбленной, о её смерти и воскрешении. Однако довольно скоро рассказ его прервался, потому что мальчик, утомлённый прогулкой по холоду и напряжённой битвой за картонную цитадель, уснул на плече отца.

В следующий раз они появились на левом берегу через месяц. Это был жаркий июльский день, и старый город дремал в ложбине под голубоватой дымкой неподвижного, раскаленного солнцем воздуха. Они шли по той же самой тропинке, явно держа путь к замку, пусть и оставленному ими на время, но отнюдь не забытому. Снова, как и месяц назад, они спустились вниз по крутому склону, перескочили через почти пересохший ручей и вскарабкались на противоположный край оврага. Мальчик прекрасно помнил дорогу к замку, и даже буйно разросшаяся трава у него под ногами не сбила его с пути.

— Нормально, папа, — сказал он, осмотрев прогалину и убедившись, что выложенная ими каменная кладка осталась нетронутой. — Теперь давай играть в короля, рыцаря и врагов.

Мужчина стал королем, мальчик рыцарем, а сосны вокруг них были их врагами. Их было очень много — но рыцарь срубил им головы своим волшебным мечом и освободил короля из тюрьмы, куда его заточили перед казнью. Они стояли рядом после битвы, которая была такой тяжёлой, но принесла им победу, стояли, сжимая руки друг друга, — маленький избавитель и тот, кого он избавил от смерти и позора: рыцарь и его исполненный благодарности король, без королевы. Впрочем, о ней в тот момент никто и не вспоминал.

— Папа, я хочу полетать. Полетай меня, пожалуйста, папа, — тихо произнес мальчик, зная, что отец все равно услышит его, возьмет под мышки и подкинет вверх что есть сил, и что это будет замечательно, хотя и немного страшновато, но бояться не стоит, потому что папа ни за что не уронит его на землю — нет, он обязательно поймает его своими сильными руками.

Отец обнял мальчика за плечи, постоял так несколько секунд, а затем принялся подкидывать его вверх, подхватывая почти у самой земли. Охваченные восторгом и радостью, бешено колотились рядом друг с другом два сердца; маленькое сердце рыцаря взмывало ввысь, стремительно удаляясь от большого сердца короля и в тот же миг столь же стремительно возвращалось назад, не в силах противиться двум притяжениям сразу — земли и сердца короля, и кто знает, какое из двух было сильнее. Наверное, всё же второе, потому что в конце концов оба сердца соединились вновь.

— Жарко, котёнок, — сказал мужчина, вытирая вспотевший лоб.

— Мне тоже, — ответил мальчик.

— Значит, пойдём на речку, да?

— Конечно!

Путей к реке отсюда существовало великое множество: это разнообразие предоставляло им многомерное пространство, в котором они очутились. Путешественники выбрали узкую тропинку и, двинувшись по ней, вскоре достигли речного берега. Сам по себе он был здесь невысок, но к реке обрывался почти отвесной стеной. Тропинка петляла между краем обрыва и непрерывной стеной дощатых заборов за домами, её поверхность то и дело вздыбливалась под натиском вырвавшихся из-под земли участков мощных узловатых корней, пущенных некогда тополями, сейчас уже очень старыми и раскидистыми. Кое-где заборы наклонялись в сторону реки и, нависая над тропинкой, несколько осложняли продвижение по ней.