Камен Калчев - Генеральная проверка

— Если сами события заставят нас пересмотреть, говорите? — резко повернулся к нему Луканов. — Что вы имеете в виду, Георгий Димитров?

— Я имею в виду события в Плевене, товарищ Луканов! И не только в Плевене, но и в Казанлыке, Шумене, Пазарджике…

— Факты! Факты! Приведите мне более убедительные факты! — Луканов рубил ладонью воздух. — Назовите мне их. Мы не можем каждый день менять свою тактику и стратегию из-за отдельных стихийных выступлений! Халачев проявил своеволие! И за это своеволие мы призовем его к ответу!

— Апрельская резолюция еще не сняла с повестки дня вопроса о власти, товарищ Луканов, — продолжал Димитров. — Я согласен с вами в том, что нам не следует каждый день и каждый час менять свои решения, но иногда развитие событий требует срочной переориентации. То, что было правильным для партии вчера, сегодня может оказаться ошибкой! Таковы мои соображения, хотя я согласен с вами в том, что товарищи в Москве должны более обстоятельно ознакомиться с фактами у нас!

В зале снова воцарилось долгое молчание. Луканов устал ходить взад-вперед, подошел к столу и сел на свое председательское место. Кто-то попытался высказаться в защиту Халачева, но Луканов резко оборвал его:

— Это принципиальный вопрос, товарищи! Халачев мне очень симпатичен, но вопрос принципиальный! Здесь не может быть места личным симпатиям.

— Твой сын тоже принимал участие в боях, бай Тодор, — заметил кто-то. — Так что имей это в виду! Луканов постучал рукой по столу и сказал:

— Участие в восстании моего сына не имеет никакого значения! Абсолютно никакого. Сейчас речь идет о партии. А партия мне дороже даже собственного сына!

В зал неуверенно вошел неизвестный. Димитров сказал, что это связной из военного центра, Панов. Возможно, он прибыл с каким-нибудь донесением.

— Пусть подождет, — сказал Луканов. — Я хочу закончить свою мысль.

Панов остался стоять у Дверей.

— Отказавшись соблюдать нейтралитет, — продолжал Луканов, — Халачев грубо нарушил партийную дисциплину. Он повел на смерть ни в чем не повинных людей. Для него? Ради кого? Ради сельских толстосумов и кулаков? Или ради министерских кресел для разных там муравиевых и им подобных? Халачев подвел и нас, руководителей, и партию в целом…

— Перед кем же он подвел нас, товарищ Луканов? — неожиданно подал голос самый молодой из присутствующих Коста Янков, один из молодежных руководителей. — Перед кем? Перед генералами и профессорами?

Луканов остановился и долго изучающе смотрел на говорившего. Он не ожидал подобной реплики от этого симпатичного майора запаса, которого все считали одним из вероятных руководителей в будущей революции. Да, этого он не ожидал. А тут еще Янкова поддержал и Димитров.

— Может, нам следует извиниться перед генералом Русевым и профессором Цанковым за неприятности, которые мы создали им в Плевене? — с укоризной проговорил Димитров.

— Да, если потребуется, извинимся! — вскрикнул Луканов. — Извинимся за то, что нарушили данное нами слово! И ничего унизительного я в этом не вижу! Речь идет о гораздо более важных вещах — о нарушении партийной дисциплины, партийного устава! И за эти нарушения Халачев ответит перед судом революции!

Он снял очки, протер их и хотел продолжать, но тут послышался голос Панова, о присутствии которого забыли.

— Товарищ Луканов! — почти выкрикнул он. — Халачев убит!

— Как убит? — раздались удивленные возгласы. — Этого не может быть!

— Халачев убит, — повторил Панов. — Это правда!

— Здесь какая-то ошибка, — проговорил Луканов, вставая с места и снова принимаясь нервно расхаживать по залу. — У нас об этом нет никаких сведений. До нас доходили самые разные слухи, но, что он убит, я не слышал!..

— Он убит, товарищ Луканов! Это правда, — повторил Панов, все так же стоя у дверей, — истинная правда!

— Жаль! Очень жаль!

Все встали из-за стола и, склонив голову, молчанием почтили память погибшего. Луканов тоже стоял склонив голову, повторяя про себя: «Жаль! Очень жаль!» Затем, когда все снова сели, он сказал со вздохом:

— Какой был славный товарищ! Но его гибель лишний раз доказывает правильность нашей позиции. Факты — упрямая вещь, товарищи! С ними нельзя не считаться. В противном случае жертвы неизбежны! Либо мы до конца будем соблюдать нейтралитет и не поддадимся на провокации, либо все летит к чертовой матери! Третьего не дано! А плевенцы забыли об этом…

Панов знаком попросил Димитрова выйти. Медленным, тяжелым шагом Димитров с разрешения Луканова покинул зал заседаний.

Луканов продолжал говорить, развивая свой тезис о нейтралитете. Но мысль о погибшем товарище не давала ему покоя.

Пока они обсуждали вопрос о нейтралитете, палачи все туже затягивали петлю на шее народа. По потрескавшимся от зноя полям, до белым пыльным дорогам, по лесам и оврагам, по селам и городам — повсюду, где только слышался голос протеста против путчистов, рыскали шайки конных и пеших карателей. Они арестовывали, избивали и расстреливали непокорных, жгли их дома и заливали их кровью землю… Подобно протяжной песне жнецов, не имеющей ни начала ни конца, над страной неслись стоны и крики, сопровождаемые диким гиканьем банд головорезов, охотившихся за рассеянными остатками крестьянских отрядов и преследовавших их по жнивью и посевам, по разбитым дорогам, по хуторам и селам… Когда умолкали стоны обреченных, прощавшихся с жизнью, слышалось монотонное и зловещее «Хо-хо-хо!». Напрасно одни пытались успокоить страдающих, вдохнуть в них надежду: «Держитесь, братья!..» Напрасно другие взывали к милосердию карателей: «Опомнитесь!»

Каратели были безжалостны.

Их конница вихрем проносилась по стране, и страшное, несмолкающее «Хо-хо-хо!» отдавалось эхом во всех уголках Болгарии. Люди, преследуемые этим «Хо-хо-хо!», метались в огненном обруче сечи и, теряя последние остатки воли к сопротивлению среди свиста пуль и звона сабель, прощались навсегда с жизнью и умирали со стоном: «Боже, неужели ты не видишь, что творится на этой земле? Пожалей хотя бы наших детей!»

Генерал Русев отдал приказ: рубить головы… и как можно больше… Важно убивать, убивать, убивать! Он располагал точными сведениями обо всем, что происходило в стране. Ему докладывали о восстаниях в Плевене, Казанлыке, Шумене, Варне. От полковника Славейко Василева он знал, что Стамболийский скрылся в неизвестном направлении вместе со своим братом Василом и группой гвардейцев из личной охраны. На совещании с полковником Вылковым и Цанковым генерал впал в истерику, узнав, что «объект» скрывается где-то в районе Пазарджика. Капитану Харлакову приказали во что бы то ни стало доставить голову Стамболийского. Но поскольку в удачу Харлакова не верили, начальнику Пазарджикского гарнизона полковнику Василеву поручили сделать все возможное, чтобы обнаружить исчезнувшего Стамболийского. А так как и полковнику Василеву не верили, потому что он когда-то ходил в фаворитах у крестьянского вождя, то на розыски Стамболийского послали группу головорезов — сторонников Тодора Александрова, — опытных и хладнокровных убийц, готовых за бутылку ракии зарезать собственную мать. Всем новым старостам разослали по телеграфу секретные указания задерживать всех прохожих, кем бы они ни были.