Камен Калчев - Пробуждение

За весь день старик даже не присел. Работал, пока не зашумело в ушах. Так и застала его ночь. Теперь в довершение ко всему появилась его покойная жена с распущенными по плечам волосами, и начала поучать, как быть с участком. Он очень испугался, увидев ее. Прикрыл глаза, но она тут же спросила, почему он не глядит на нее, неужели она ему не нравится с распущенными волосами, неужели он не рад ее приходу. Он задрожал. «Тебе холодно? — спросила она. — Я затоплю… Это что, газойлевая плита?» Он не мог ничего ответить. «Нельзя мерзнуть, — продолжала она. — Когда-то я клала тебе в ноги горячий кирпич. Помнишь?» Но он молчал. Тогда она осмотрела комнату, словно проверяя, все ли на месте, и направилась к выходу. Переступила порог и растворилась дымом в небе. Это было хорошо, что она ушла на небо, а не в землю, куда ее закопали.

Он проснулся. На дворе светало. По стеклу кто-то стучал веточкой. Он повернулся к окну и увидел лицо. Румяное, чернобровое, улыбающееся — точно его жена в молодости.

— Дедушка! — звала за окном девушка. — Ты меня слышишь, дедушка?

Ему показалось, что это снова покойная. По телу пробежали мурашки. Девушка продолжала что-то говорить, но он не мог понять ее слов. Встал и осторожно приоткрыл окно.

— К тебе приехал гость из Тырново, дедушка!

— Какой гость?

— Доктор Москов.

— Где он?

— В амбулатории.

— Зачем это я ему понадобился?

— Хочет тебя осмотреть.

— Что ему на меня смотреть!

Девушка засмеялась. Одернула белый халатик, в котором работала в амбулатории, потерла подбородок с красовавшейся на нем ямочкой. Только теперь старик узнал Марийку, санитарку, которая в свое время так заботливо ухаживала за его покойной супругой.

— Ты, что ли, Марийка?

— Я, дедушка… Захвати документы на участок… Слышишь? Доктор так велел. Без них не приходи… Слышишь?

— Сейчас, сейчас! — ответил старик и начал одеваться. Ему было неудобно, что его застали в постели и в исподнем.

Доктору Москову достаточно было только глянуть на его посиневший нос, и он тут же поставил диагноз на латыни, а потом принялся ругаться на чистейшем болгарском. Марийка вовсю ему подпевала, мотаясь по амбулатории в развевающемся белом халатике.

Бай Стефан признался, что вчера вечером пил вместе с сыном виноградную ракию и молодое вино, но совсем капельку, только за компанию. Доктор подозрительно на него посмотрел. Спросил, кто еще был в компании. Старик поспешил его успокоить, что никого больше не было, что они были с сыном вдвоем, по-семейному. Но доктор спросил о двоюродных братьях, были ли и они там и шел ли разговор о дворовом участке.

— Я больше ждать не буду, — сказал он. — Если через месяц не получу ответа, прекращаю переговоры. Не сошелся на вашем участке свет клином.

Накачав резиновую грушу, он сосредоточенно смотрел на аппарат. Синий нос и красная шея побледнели.

— Плохо, плохо! — бормотал Москов, убирая аппарат. — Плохо! Вот что получается, когда не слушаешь, что тебе говорят.

И добавил еще что-то на латыни. Марийка сразу же достала из стеклянного шкафчика лекарство и подала его доктору. Оглядев старика внимательным, участливым взглядом, он весьма строго сказал, что если и это лекарство не поможет, последует то, чего все мы боимся…

— Ясно?

— Как же не ясно! — усмехнулся бай Стефан. — Куда уж яснее!

— Шути, шути! А перед обществом я за тебя отвечаю. Меня потом спросят: так-то ты заботишься о номенклатурных кадрах!

Бай Стефан вздрогнул. Это слово он слышал во второй раз после совещания бывших борцов-антифашистов в Тырново. Раньше он его не слыхал. Попробовал было повторить, но язык никак не поворачивался, и он так и не смог.

Доктор продолжал давать ему советы и бранчливые наставления, подчеркивая большое значение борцов, чудом оставшихся в живых после кровопролитных боев с капитализмом и фашизмом за торжество социализма… Сейчас за них отвечал он, Москов: и за давление, и за диабет, и за склероз, который уже стучался в их кровеносные сосуды…

— Ясно?

Конечно, ясно, думал себе старик, но что же ты прямо не скажешь, куда клонишь, а все ходишь вокруг да около?

— Мои планы тебе известны, — продолжал Москов, по-своему истолковав молчание старика. — Через месяц привезу камень и кирпич. Цемент уже купил, осталось достать еще несколько мешков. О рабочих и каменщиках переговорил с председателем агрокомплекса. Можно и на частных началах. На первое время мне нужен навес для материалов. И сторож. Сторожем возьму тебя, за плату, конечно.

Старик смотрел на свои руки — они на самом деле немного опухли и посинели. Да и ногти ломаные, грязные от работ по хозяйству. Узловатые, вздувшиеся жилы вьются по-рукам, а ладони тверды, как подошва, от мозолей, натруженных с самого детства. Они походили скорее на ступни ног. Старик сжал их в кулаки и постарался спрятать под столом, чтобы не видел доктор.

— Котлован выкопаю дней за десять, — продолжал Москов, — оконные рамы и двери заказал в Трявне вместе с потолками, остальное проще. Остается только договориться. Покойная была в свое время согласна.

Бай Стефан вздрогнул. Покойная явилась ему этой ночью, предчувствуя, что доктор Москов снова поставит вопрос о дворовом участке. Упоминание о ней взволновало старика.

— Ты вот упрямишься, а она дала мне свое согласие, — продолжал доктор. — Почему?

— Потому что ты ее лечил.

— А тебя разве на лечу?

— Это совсем другое.

— Почему это другое? И ты нуждаешься в медицинском наблюдении.

— Нуждаюсь, как не нуждаться. Но это совсем другое.

— Это ты так думаешь.

Старик опустил руки вниз. Не знал, куда их девать.

— Каждый человек нуждается в медицинском наблюдении, — продолжал Москов, — все равно, больной он или здоровый. Все мы потенциально больные. Все нуждаемся в наблюдении.

Сестра засмеялась. Развеселило ее слово «наблюдение», потому что этим утром Москов сказал ей, что и она нуждается в «наблюдении» — как выполняет свои санитарные обязанности, и что гигиена участка должна быть на том же уровне, что и красивое смуглое лицо, и т. д.

Москов все болтал и давал наставления, как вдруг на улице, со стороны площади, несколько раз просигналила легковая автомашина. Разговор в амбулатории оборвался. Сестра подбежала к окну, распахнула створки и увидела у каменного крыльца сельсовета грязный и облупившийся «Трабант». К машине сбегались ребятишки и любопытные курицы. Откуда ни возьмись, появился и дед Радко Общинский в своей неизменной солдатской фуражке. Какая-то собака облаяла «Трабант» из под забора.

— Это, что ли, Сырнево? — спросил человек за рулем, высунувшись из машины.

— Это, — ответил ему дед Радко.

— Спасибо.

— А вы откуда будете? — полюбопытствовал Общинский.