Алла Калинина - По образу и подобию

А вот и пикник. Мы приплыли сюда сразу после обеда, пришвартовали лодки в крошечной, глухой бухточке и по крутой тропинке поднялись на обрывистый песчаный берег. Мы давно облюбовали это место — лес, а в лесу цветочная поляна. Пока мы разбрелись кто куда, на поляне хозяйничает одна Лидочка, она совсем еще девочка, школьница, перешла в десятый класс. Конечно, мы не собирались брать ее сюда, но сегодня утром она совершила подвиг, она увидела, с каким выражением лица я рассматриваю наш заготовленный со вчерашнего дня букет, и засмеялась: «Эх вы! Да разве с георгинами можно так обращаться? Давайте-ка сюда, у них же головки тяжелые… У вас спички есть?» Она минут десять колдовала над георгинами, ощипывала, подкладывала, и в результате букет стал почти совсем приличный. Я на радостях чмокнул ее в щеку, она отпихнула меня и сказала: «А можно я сегодня с вами поеду, я вам салат приготовлю, я умею…» И вот теперь она хозяйничает на поляне, ползает по колени в цветах, что-то переставляет, устраивает. Почему все это так ясно запомнилось мне? Я медлю на поляне, а с опушки леса меня окликают Валя и Володя, Вале не хочется уходить без меня, а я нарочно ее дразню. Мы медленно бредем между белых стволов, на Вале зеленое ситцевое платьице, иногда она словно исчезает, растворяется на фоне леса, только ее загорелые руки плавно плывут в воздухе. Все вокруг белое и зеленое. О чем мы говорим? Ничего я не запомнил, а может быть, и тогда не слышал? Я искоса посматриваю на Валю и вспоминаю, как вчера… А впрочем, какие это все невинные забавы! Володя рассказывает что-то смешное, мы все хохочем, немножко неестественно. А впереди темно-красным неуместным здесь пятном выделяется Таня. Как можно было так одеться на пикник? Таня не участвует в разговоре, она собирает грибы. «Осторожно! — вдруг кричит она мне. — Подожди, не двигайся!» Я замираю. Она опускается передо мной на колени и вытаскивает прямо из-под моих ног крупный крепкий гриб, потом еще один и еще. Белые. Грибы действительно очень красивые, тугие, бархатистые, с коричневыми шляпками, но поражает меня не это, меня поражает, как снизу вверх смотрит на меня своими прекрасными глазами Таня, смотрит серьезно, требовательно, почти трагически. Мне делается не по себе, хочется скорее забыть этот взгляд, я помогаю ей подняться. Валя весело смеется, она все заметила, она неглупая девушка и понимает, что сейчас проиграла очко. Разговор замирает, мы заходим все дальше в лес, пока не начинаем вдруг улавливать какие-то звуки из дальнего далека. Нас зовут, всех зовут к столу. Мы идем, торопимся на голоса, почти не разбирая дороги, ноги путаются в траве, над головой плывут белые облака. Лето, молодость…

Потом мы лежим в примятых цветах. На бумажной скатерти перед нами груда яств, бабочки порхают над консервными банками, мы поднимаем первый тост за именинницу. Я не помню, как зовут эту девушку, помню только, что за ней ухаживают несколько очень красивых мальчиков из театрального училища. Девушка тоже хороша, весной ее пробовали на большую роль в кино, но не взяли, у нее что-то случилось с глазами, она начала слепнуть от софитов. А может быть, дело было совсем и не в этом, какая разница! Все равно эту девушку надо развеселить. Мы пьем стакан за стаканом, вино приторно-сладкое, противное, я искоса поглядываю на наших подруг. Валя давно уже отставила стакан в сторону, зато Таня продолжает пить наравне с ребятами, мне делается страшно за нее. Какая нелепая девушка. Я незаметно пересаживаюсь поближе к ней, тихонько шепчу ей на ухо: «Девочка, угомонись, сейчас ты напьешься и получится конфуз». Она оборачивается и пристально смотрит мне в глаза совершенно трезвыми, печальными и серьезными глазами. Она говорит: «Ну почему, почему всегда так? Почему я не умею быть такой, как все? Что мне делать, Юра?» На минуту меня охватывает смущение. Какое лицо у нее! Вдохновенное, умное, нежное. Да она же красавица! И эта высокая шея и полные плечи в темном шелке. Господи, куда я глядел раньше? Я понимаю, что это обман зрения, солнце уже опустилось за лес, на поляне сумерки. И все-таки дело не в этом, дело в чем-то другом, более глубоком, важном. Что-то я понимаю не так, может быть, не там ищу? Я понимаю: это Таня, она настоящая. Конечно, она не любит меня, на этот счет я могу не беспокоиться, все это детские игры. Но тем не менее то, что происходит с ней, серьезно, очень серьезно, девушка ищет себя, это ее личность пробивает себе путь через обыденное, через пошлое, она ищет себя. И найдет, даже если останется такой же неуклюжей и несчастной. Потому что она — человек, потому что у нее такие серьезные, умные, все понимающие глаза. А Валя… за Валю можно не беспокоиться, она мгновенно сольется с толпой, стоит только отвести от нее глаза.

Вечер идет своим чередом. У Володи сегодня праздник. Наконец-то он победил меня, он лежит рядом с Валей, прижавшись к ней плечом, они о чем-то шепчутся и громко смеются. Уже совсем темно, черные пятна теней обступили лес, только половинчатая, но яркая луна освещает поляну. Кто-то вдруг вспоминает, что у нас есть с собой музыка. Батарейки в магнитофоне давно подсели, динамики охрипли, но в лесной тишине все слышно отчетливо и кажется чудом. Несколько пар, тесно прижавшись друг к другу, кружатся под луной, я уже не могу разобрать, кто с кем… Цветы давно вытоптаны, поляна пропала.

Меня кто-то дергает за рукав, это Лидочка, я совсем забыл про нее, она горячо шепчет: «Юра, эта твоя знакомая, Таня, она пошла к лодкам, я боюсь, она какая-то странная сегодня и столько выпила… Может быть, ты посмотришь за ней?»

Мы вместе торопливо спускаемся по крутой тропке к реке. Здесь еще тише, мы слышим каждый свой шаг, дыхание, плеск воды, шорох лодок, трущихся друг о друга. Таня уже в лодке, темная неясная фигура, она неловко отталкивается веслом от берега, слышно, как песок скрипит и чавкает под веслом. «Таня, подожди!» Она сутуло оглядывается, молча ждет. «Что там у вас? — слышится звонкий голос сверху. — Кто уезжает?» Я откликаюсь: «Это я, Юра, со мной две девушки. Нам пора…» Я снимаю туфли. Ах какая прохладная, какая удивительная вода, мягкий заиленный песок, какая нежность во всем! Мы забираемся в лодку, я сажусь за весла. Таня тихо всхлипывает на корме, Лидочка молчит, а я все гребу, и гребу, и гребу в ночной тишине, упрямо, бессознательно, словно во сне, отталкиваюсь от черной неподатливой воды и смотрю, как стекают с весел светящиеся под луной капли. Вот мы наконец и дома. Я ступаю босыми ногами на холодные доски причала и привязываю лодку. Девушки продрогли, молчат, мы торопливо шагаем по дорожке к корпусу, за углом приоткрытое окно, оставленное специально для нас. Сначала мы вдвоем подсаживаем Таню, она большая, грузная и не умеет лазить в окна, за Таней легко взбирается Лидочка, за ней я. Таня порывается что-то сказать, тычется мне носом в грудь, я осторожно глажу ее по волосам, бормочу что-то ласковое, потом поворачиваюсь к девчонке: «Ты молодец, Лидочка, что позвала меня, а то бы…» Она тихо смеется: «Да не зови ты меня так, дома меня зовут Лилька, а тут все Лидочка да Лидочка, по паспорту, что ли? Какое-то глупое имя». Да, это была она, моя Лилька, так мы впервые встретились с нею. Она уже тогда выделялась среди всех умением всем быть полезной.