Алла Калинина - По образу и подобию

Девчонки в нашем классе стали такие огромные, что мне просто стыдно на них смотреть. Мне кажется, чем сидеть в четвертом классе, лучше бы они все скорее выходили замуж, тем более что они только о том и мечтают. Без них бы стало куда веселее, все-таки они не дают нам, мальчишкам, развернуться как следует. Мы разрабатываем свой алфавит, чтобы писать записки друг другу, а они бы ничего не понимали. Еще мы меняемся солдатиками. Некоторые их продают. Мы горячо обсуждаем вопрос: если украсть солдатика, то кража это или нет? Большинство считает, что это военная хитрость. Кроме солдатиков в ходу у нас марки, значки и маленькие машинки. Эти машинки привозят из-за границы, у меня нет ни одной такой. Я страстно мечтаю, чтобы мама где-нибудь достала такую машинку и подарила мне на день рождения.

Мама удивительно умеет устраивать дни рождения. В выходной, когда приходят гости, все обыкновенно, она печет яблочный пирог, покупает лимонад, и все проходит, как у всех. Зато в самый день рождения у нас свои правила. Мама покупает самые обыкновенные подарки, иногда просто необходимые нам вещи, но их обязательно несколько. Она их прячет в нашей комнате, а я должен искать. Для того чтобы я догадался, что и где искать, она сочиняет смешные зашифрованные стихи, например, такие: «А под тем, на чем сидят, те, кто ходят, но стоят». Это значит, что под диваном спрятан новый пузатый будильник. Куплетов было много, а значит, много и подарков, я ползаю на коленях по полу, лезу на стены, хохочу, весь захожусь от счастья. Я так люблю эту кутерьму, что, когда мне должно исполниться восемнадцать, я уже студент и понимаю, что с детством покончено, я все-таки не выдерживаю и прошу маму: «Конечно, теперь это стыдно, я понимаю, но, пожалуйста, устрой мне все, как всегда, в последний раз…» — а мама отворачивается.

В пятом классе я получаю первую в жизни любовную записку. В записке так и говорится: «Я вас люблю, а вы не обращаете на меня никакого внимания. В. Л.» Написана она аккуратным и чистеньким девчоночьим почерком. Я поднимаю глаза и внимательно оглядываю класс, пытаясь сообразить, кто из девчонок это сделал, но никого подходящего с такими инициалами не могу отыскать. На перемене ко мне подходит наша первая отличница Таня Бугрова и говорит: «Напрасно ты ее ищешь, она не из нашего класса». — «Очень мне надо!» — равнодушно бросаю я, и с этого дня все мои мысли сосредоточиваются на поисках моей таинственной поклонницы. Я составляю хитроумные планы ее разоблачения. Планы так сложны, что приходится посвятить в них некоторых моих товарищей, мы все увлечены, постоянно совещаемся, рыщем по школе. Тайна открывается неожиданно, сама собой. Младший брат одного из моих приятелей сообщает, что в меня влюблена Виолеттка Лопухова и весь их третий класс знает про это. Я оскорблен до глубины души. Как я мог так опозориться! Третий класс, ну и девчонки теперь пошли! Конечно, потом я эту Виолеттку рассматриваю поподробнее, она маленькая, плотненькая, но очень бойкая, волосы заплетены в короткую толстую косу. После этого я успокаиваюсь, хорошо, что не уродина какая-нибудь, а так ничего, я же не виноват, что ей понравился.

Девчонки вообще не очень интересуют меня, зато вдруг все мальчишки нашего класса начинают увлекаться спортом. Зимой мы играем в хоккей, мы все записались на стадион Ленина, покупаем шлемы и наколенники, выбираем клюшки. Мы мечтаем о настоящей форме, но с этим пока туго. Зато я и без формы самый результативный игрок нашей команды. Мама сердится, что я так часто ломаю клюшки. Мы очень не хотим, чтобы приходила весна. Со скуки приходится играть в гандбол в школьном спортивном зале, но, едва подсыхает на улице, начинается футбол. И мы сразу понимаем, что он в тысячу раз лучше хоккея. Мы играем все дни напролет, на улице, в школьном дворе, где придется. Теперь мама сердится, что я прихожу поздно и очень грязный.

У нас новый учитель географии, молодой веселый. Он вместе с нами играет в футбол. Он делает на нас диссертацию, а когда сделает, вернется в университет. Он два года жил в Англии и здорово рассказывает про заграницу. Поэтому география становится нашим любимым предметом. Дома я роюсь в книгах, чтобы блеснуть перед ним на уроке своими выдающимися знаниями. Но блеснуть не удается, таких умных, как я, много, все знают географию на пять. Мы мечтаем путешествовать по разным странам, но только по цивилизованным, ходить в походы, жить в палатках и все тому подобное мы не любим. Откуда берется у взрослых уверенность, что дети любят походы, мечтают ночью сидеть вокруг костра? Мы к этому не стремимся. Сидеть нам больше нравится в удобных креслах. Мы любим комфорт и не желаем с ним расставаться. Из-за этого у нас конфликт с нашей классной руководительницей, у нее по внеклассной работе запланировано три похода в год, один зимний на лыжах, один — на юг в весенние каникулы и летний трехдневный по окончании занятий. Но никто никуда не записывается, на юг хотят одни девчонки, а после занятий не хочет никто. У всех свои планы.

— Мама, а отец, он был кто?

— Никто. Он нас предал, Юра. Да и что теперь говорить, его больше нет.

— Он умер?

— Для нас он давно умер.

И вот наконец приходит любовь. Я не понимаю, как жил без этого раньше, как я мог жить! Она сидит впереди меня, через парту. Я целый день могу не отрываясь смотреть на нее. Она тоненькая, хрупкая. Ее зовут Люда. Бывают же такие удивительные прозрачные имена! Когда ее вызывают, а она не знает урока, она встает и молчит, только голову едва заметно отворачивает к окну, и тогда я вижу, как через ее ушко просвечивает солнечный свет. И волосы ее тоже начинают золотиться по самому краю. Я не могу оторвать от нее глаз. Мы с ней не встречаемся и почти не разговариваем, просто я постоянно наблюдаю за ней, как она ходит, как молчит, как улыбается. Лицо у нее удлиненное, бледное, немножко веснушчатое, большие круглые светло-голубые глаза и ресницы лучиками. Целыми днями и в школе, и дома я пытаюсь нарисовать ее. Безуспешно. Я не умею рисовать. Я никому не говорю о своей любви, но ребята замечают и посмеиваются надо мной.

Я решаю пригласить ее на день рождения. Но для этого надо пригласить и тех девочек, с которыми она дружит. Я долго это организовываю. Все очень сложно. В результате все пришли, кроме нее, она заболела, у нее ангина. Я совершенно растерян и убит, но, чтобы не показать этого, веду себя особенно развязно. Девочкам у нас понравилось.

Люда все болеет, и я решил навестить ее. Дверь открыла ее мама. Она в положении. Это очень странно, но мне не до нее. Сердце у меня колотится как сумасшедшее. Я вхожу в комнату. Люда лежит в постели в выцветшем голубеньком детском платьице. Она смотрит на меня без улыбки. Я тоже смотрю и не знаю, что сказать. Я вижу на одеяле раскрытую книгу. В литературе я чувствую себя довольно уверенно. Мы начинаем осторожный разговор. Такое чудо разговаривать с ней один на один. На прощанье она говорит мне: «Приходи завтра». Всю ночь я не могу заснуть. Нетерпение, восторг, ожидание сжигают меня. «Приходи завтра, — стучит у меня в голове, — приходи завтра, приходи завтра, приходи завтра…» Я кручусь с боку на бок и засыпаю под самое утро. Мама едва смогла разбудить меня.