Михаил Каюрин - Кацап

— Ни фига себе! — восхитился Александр мастерской брата. — Да у тебя здесь настоящий столярный цех!

— Нравится? — польщенный похвалой, с гордостью спросил Егор.

— Ещё бы! Есть где развернуться! В таких условиях можно мастерить не только комоды!

— Имеются на этот счёт кое-какие мыслишки, — хитро подмигнул Егор. Но что это за «мыслишки», не стал распространяться. Да Александр и не настаивал на разъяснениях.

Они подсели к печке, завязался разговор о жизни в деревне. Александр спрашивал, Егор отвечал. Потом Егор принялся расспрашивать брата, как ему жилось на чужбине все эти годы.

Так, выспрашивая друг друга об отдельных событиях ушедших лет, братья просидели в мастерской не менее часа.

— Да, потрепала тебя жизнь, братка, — заметил Егор в конце рассказа. — Впору и отдохнуть.

— Живо ещё моё ружьишко? — поинтересовался Александр.

— Куда ему деться без тебя? Висит там, где ты его оставил.

— И патроны целы?

— И патроны на месте.

— Значит, завтра же по тайге прошвырнусь! — обрадовался Александр. — Соскучился я по таёжному духу!

Ему тут же вспомнился разговор с Гришей Надеждиным на привале в монгольской степи. Тогда они с тоской смотрели на окружавший их жёлтый бесконечный песок и обсуждали достоинство тайги.

— Пряным запахом этот дух называется, — задумчиво проговорил Александр, вспомнил высказывание друга.

На следующий день ранним утром Александр отправился в тайгу и бродил по ней до самого вечера. Когда он вернулся домой, едва волоча ноги от усталости, у него на поясе висел добытый им заяц.

А ещё через день Александр отправился в город на поиски работы. Ему хотелось устроиться на завод, в какой-нибудь горячий цех — доменный или мартеновский, но туда его не взяли из-за перенесенной недавно малярии. Инспектор отдела кадров, потупив взгляд, предложила ему должность слесаря в цех ширпотреба.

— Оттуда вам будет проще попасть потом на основное производство, — не поднимая глаз, пропела она.

Александр не стал противиться и согласился.

За год он сменил три места работы. В цехе ширпотреба, куда его определили, Александр лишь числился слесарем, фактически же был бесправным разнорабочим в полной зависимости у мастера по фамилии Услагин. Что взбредёт тому в голову — то и приходилось исполнять. Александру, как новичку поручалась самая грязная и неквалифицированная работа. Почти месяц он вязал мётлы, насаживал черенки на лопаты, чистил дорожки от снега, работал грузчиком, красил мебель и окна, чинил прохудившуюся крышу. Работал и терпел, наивно полагая, что совсем скоро сможет перейти в прокатный цех на «стан-250». Смирился даже с мизерной зарплатой, которую насчитала ему бухгалтерия по рабочим листкам мастера. Терпение лопнуло, когда Услагин направил его на чистку выгребной ямы наружного туалета.

— Я слесарь, а не ассенизатор, — с гневом выплеснул он в лицо Услагану в присутствии безропотной группы работяг с блестевшими с утра глазами.

— Работу слесаря надо ещё заслужить, — ухмыльнулся Услагин.

— Выслужиться и доказать свою преданность? — не удержался Александр. — Войти в доверие, чтобы ты с моей помощью без опаски мог проворачивать свои тёмные делишки?

Александр знал, о чём говорил. В цехе Услагин поделил коллектив на три группы.

Специалисты первой группы трудились над выпуском продукции по заказам-нарядам, поступающим официально из основных подразделений завода.

Во второй группе работали преданные Услагину люди. Они занимались изготовлением бытового инвентаря для ублажения потребностей начальствующего состава и нужных людей. Сырьё для нелегального производства поставлялось откуда-то со стороны по липовым документам. Специалисты второй группы, конечно, были виртуозами своего дела. Изготовленные ими предметы или сувениры поражали глаз оригинальностью и красотой. Это было настоящее творение художника. Сколько зарабатывали эти люди — никто не знал. Сведения об их заработках находились под семью печатями. Они были неразговорчивы и необщительны.

И, наконец, третья категория работников — это алкоголики и умственно отсталые лица, которые устроились на работу только для того, чтобы их не преследовали за тунеядство. В этой группе и приходилось трудиться Александру Кацапову.

— Ах, вот ты как заговорил? — ничуть не испугавшись брошенного вызова, процедил сквозь зубы Услагин. — Ну-ну!

— Что — «ну-ну»? Уж не угрожаешь ли ты мне?

— Понимай, как хочешь, тундра, — склонив вперёд лобастую голову, пожал плечами Услагин. — Только вот после такого заявления можешь навсегда забыть о работе в прокатном цехе. Уразумел, бузотёр?

— Как только земля носит таких уродов? — словно сделав для себя открытие, со злостью проговорил Александр и сплюнул.

— Завтра же чтобы ноги твоей не было в моём цехе! — взвизгнул Услагин.

— Ой, напугал, как мне стало страшно! Да я сам не хочу больше дышать здесь гнилым воздухом! Александру в какой-то момент захотелось наговорить кучу нелестных слов в адрес жуликоватого мастера, но он сдержался. Махнув рукой, направился в раздевалку. Переодевшись, в последний раз миновал проходную, свернул к дверям отдела кадров, постоял немного, потянул дверную ручку на себя.

Через пару дней он получил денежный расчёт вместе с трудовой книжкой.

Вскоре после увольнения из цеха ширпотреба он устроился в артель гужевого транспорта «Красный партизан». В распоряжении артели имелся конный двор с двумя десятками лошадей. Артельщики брались за любую работу, связанную с перевозкой грузов. Александру выпала доля возить деревянный брус со складов пилорамы для строительства жилых домов, которые возводились неподалёку от железнодорожной станции. Ему выделили место в общежитии, на выходные он уезжал в деревню.

В артели Александр проработал до самой осени. Потом его переманили в жилищно-ремонтную контору железнодорожной станции, пообещав неплохую зарплату. Место в общежитии осталось за ним.

Прошёл месяц. Александр получил первую получку. Зарплата оказалась действительно выше, чем в артели. Был обычный день трудовой недели, обмывать получку было как-то неразумно. Да и стоящих мужиков, с которыми бы он мог поговорить «про жизнь» за рюмкой водки, ещё не встретилось на его пути. За месяц на новом месте работы он не нашёл себе настоящего друга, всё присматривался, да прислушивался к окружавшим его работягам. Одни были семейными, после работы спешили домой. А холостяки казались ему без царя в голове. Сложилось представление, что заменить Гришу Надеждина никто из них по-настоящему не мог. Не притягивали они его к себе, почему-то. У одних речь была мудрёной, другие матерились через каждое слово. Александр всё это время держался обособленно, отчего прослыл замкнутым человеком, за глаза его стали звать одиноким волком. В комнате он жил один, без подселения, питался в столовой, в неухоженное общежитие приходил лишь для ночлега.