Михаил Каюрин - Кацап

Они медленно процедили сквозь зубы по стакану приторно-сладкой бражки, принялись хлебать наваристые щи, заедая свежеиспечённым ржаным хлебом.

— Не случится такого, — проворчала мать, придвигая к столу ещё одну табуретку для себя. — Ты, Егорушка, даже не надейся. Сано, в отличие от тебя, — полный безбожник. Вот Бог его и карает за всё.

— Что ты такое говоришь, мама? — поморщился Егор.

— Правду я говорю, Егорушка, — сказала мать. — Сатана изладил из него перекати-поле и правит его поступками. Даст небольшую передышку и снова в соблазн затаскивает. Опять учешет твой брат куда-нибудь. Вот увидишь.

— Ты, мать, как будто и не рада моему приезду? — усмехнулся Александр, помешивая ложкой щи. Он не обижался на неё и был уверен, что мать ворчит вовсе не со зла, а скорее от досады на него.

— А чего мне радоваться-то? — обиделась мать. — Умотал за тридевять земель семь лет назад и носа не кажешь. Письма и те лень черкнуть лишний раз. Уезжал на заработки, и что толку от них нам с Егорушкой? Хоть бы гривенник переслал нам в насмешку.

— Мама, нам же хватает на жизнь, у нас всё есть, — попытался урезонить упрёки матери Егор.

— Не выгораживай брата, забыл он про нас.

— Тут ты мать не права, — возразил Александр. — О вас и родном доме я помню всегда. Только вот с денежной помощью неувязка вышла, украли у меня тот куш, который я заработал. Вот и весь сказ.

Егор понимающе закивал, вновь наполнил стаканы брагой.

— А чего же тебе у Сани не жилось? — спросил Александр у матери спустя некоторое время. — У неё большая квартира в городе, муж высокий чин в армии имеет. Жила бы да жила, припеваючи, чего обратно в деревню потащилась?

Мать обиженно поджала губы, промолчала. Видимо, ей не хотелось говорить на эту тему, и она удалилась в дальнюю комнату, закрыв за собой дверь.

Братья выпили ещё браги, дохлебали щи, Егор достал из чугунка большую говяжью кость с мясом, руками разломил её в месте сгиба пополам, положил обе части на тарелку.

— Помнишь, как в детстве ты учил меня рычать, когда мы обгладывали мясо на костях? — улыбнулся Егор. — Давай, порычим?

— Откуда у вас мясо? — заинтересовался Александр.

— Заказчик один рассчитался. На мясокомбинате работает.

Александр ухватил обеими руками массивную кость, принялся объедать на ней мясо.

— Слушай, Егорша, а почему наша мать на самом деле не захотела оставаться у Сани? — шепотом спросил Александр. — Что ей опять не подошло?

— Будто ты не догадываешься?

— Нет.

— Василий Николаевич — муж нашей Сани — человек партийный, офицер Красной Армии. Он запретил матери посещать церковь. А она, как ты знаешь, не мыслит себя без Бога. Вот и сбежала обратно в деревню.

— Хм-м, веская причина, — криво усмехнулся Александр. — А коли вернулась — пошла бы в колхоз, потрудилась, не старуха ведь ещё, — заметил Александр. — Не предлагал ей?

— Намекнул однажды, как бы невзначай.

— И что?

— Страшно обиделась, — Егор потёр лоб, очевидно, вспомнив реакцию матери на свои слова. — Сказала, будто муж покойный, то есть наш с тобой тятька, во сне к ней являлся, запретил вступать в колхоз.

— Вот ведь изворотливая какая. В огороде-то хоть помогает?

— Да как тебе сказать? — Егор немного задумался над ответом. — С грядками возится мало-мальски, картошку по весне мне помогает сажать — клубни в лунки сбрасывает. Землю копаю, пашу, урожай выкапываю — сам. Тут она только советы даёт. Лопату в руки не берёт, не научилась ею пользоваться.

— Не ссоритесь?

— Некогда нам ссориться. Я с утра до вечера мебель мастерю, она еду готовит, два раза в неделю церковь посещает. Уходит, как правило, на весь день. По пятнадцать вёрст за раз наматывает, устаёт, бедняга.

— Да-а, Егорша, не перестаю удивляться твоей выдержке и терпению, — позавидовал Александр брату. — Видно, кроткая у тебя душа. Жить так, как живёшь ты, я бы не смог.

— Наверно, потому и странствуешь по свету, чтобы не потерять любовь к матери окончательно?

— Возможно, — в задумчивости ответил Александр. — Хотя, признаться, я и сам точно не знаю, люблю ли я её вообще? Ни одного ласкового слова от неё не слышал.

— Пошли-ка мы с тобой лучше в мастерскую, Сано, — предложил Егор, уводя разговор в сторону, и потянул брата за рукав из-за стола. — Покажу свою работу, там мы и продолжим наш разговор.

Увидев удивлённый взгляд Александра, пояснил:

— Молельный час у матери, мы ей мешаем молиться.

— Фу, ты чёрт, совсем запамятовал, что она у нас ровно в полдень становится на колени грехи замаливать, — язвительным тоном проговорил Александр.

— Мама, мы с Саной в мастерскую ушли, — приоткрыв дверь в комнату, громко произнёс Егор, чтобы мать его услышала.

— А сам-то ты веруешь в Бога? — спросил Александр уже за дверью, спускаясь по ступенькам с крыльца.

— Ущербный человек большую часть своей жизни проводит в одиночестве, — с печалью отозвался Егор. — Затворничество угнетает, душа сама просит общения с ним. С кем же ещё я могу поделиться сокровенными мыслями, попросить прощения или помощи? Только с Богом, и только у него. Если он существует, значит, слышит меня. И от такой веры мне становится легче.

В голосе брата было столько скрытой грусти и боли, которые накопились в нём, и которые он постоянно носит в себе, что Александр почувствовал неловкость от своего вопроса. Стараясь как-то сгладить эту неловкость, он с показной весёлостью сказал:

— Жениться тебе надо, Егорша. Тогда одиночество как рукой снимет. Вдолбил ты себе в голову про ущербность и сам себя запер в четырёх стенах.

— Жениться? — удивился Егор. — Кому нужен горбун?

— Не принижай свои достоинства, брат. Ты добрый, работящий, ласковый и красивый лицом. Таких мужиков любят бабы, поверь. А горб — что? Он вовсе не мешает тебе строгать детишек, — рассмеялся Александр. — Тут другой орган важен. — Бражка забродила в его организме, он сделался весёлым и добродушным.

— Не-ет, братка, не получится у меня женитьбы.

— Это почему же?

— Ну, во-первых, в нашей деревне не найдётся такой женщины, которая согласилась бы выйти замуж за инвалида. А, во-вторых, если бы даже и отыскалась такая подруга — с нашей мамашей ей не ужиться, — трезво рассудил Егор. — Маманя поедом съест сноху в первый же день.

— А ты найди бойкую и смелую жену, которая сразу возьмёт свекровь в ежовые рукавицы, подчинит своей воле, — не отступал Александр.

— Легче отыскать иголку в стогу сена, чем подобрать для матери подходящую сноху.

— Я высказался, а тебе решать.

— Пустое это всё, Сано. Сказка о Царевне-лягушке, — отмахнулся Егор от слов брата.

Он завёл Александра в уютную мастерскую. Посредине помещения была сложена из кирпича небольшая печь, в мастерской держалось тепло. У боковой стены располагался верстак, над ним на длинных гвоздях развешен различный столярный инструмент. Рядом находился столик, на котором стояло около десятка жестяных банок и баночек с какими-то жидкостями. Чуть дальше, на втором столике установлен токарный станочек с ножным приводом. У противоположной стены красовался почти готовый комод, морёный под дуб.