Михаил Каюрин - Кацап

От такого видения его настроение сразу улучшилось, он повеселел. Повертев головой из стороны в сторону, встал, развёл в стороны руки, потянулся. Потом долго ходил по кабинету, размышляя над деталями своего плана.

Он решил загнать всю партию прибывающих заключённых в чистое поле и заставить их рыть для себя землянки. Сколько зеков при таких условиях уткнётся лицом в мерзлую землю и никогда уже не поднимется — подполковника не интересовало. Он ликовал, что нашёл выход из ситуации. Оставалось лишь подобрать лидера для осуществления коварного плана. Требовался заключённый из мужиков, которого можно было шантажировать. Блатные для такой цели не годились, слишком велик риск провокации.

Карачун отпер кабинет, гаркнул в приоткрытую дверь:

— Оглоблин!

Тотчас, не раскрывая дверь полностью, в образовавшуюся щель протиснулся светловолосый старший лейтенант. Было такое впечатление, будто этот худой тридцатилетний офицер в очках постоянно подпирал косяк в коридоре, прислушиваясь к каждому шороху в кабинете начальника лагеря.

Оглоблин остановился посредине комнаты, замер в ожидании распоряжения. За время своей службы он привык к причудам хозяина. Бывало, проходило несколько минут, прежде чем он получал словесный приказ. Карачун мог вызвать помощника, посмотреть ему пристально в глаза, а потом некоторое время расхаживать по кабинету.

— Вот что, Оглоблин, — произнёс «кум» свои первые слова и остановился, словно желая убедиться, полностью ли обойма заполнена словами, которые ему сейчас предстоит изречь. — Принеси-ка ты мне дела мужиков, которые когда-либо имели дела со строительством, да не тяни резину. Желательно, чтобы имели опыт руководства людьми и не были бздунами. Всё ясно?

— Так точно, товарищ подполковник!

— Иди, поторопись.

Через час Карачун уже перелистывал страницы личных дел, интересующих его заключённых. А спустя несколько дней вызвал к себе в кабинет Александра Кацапова.

… — Всё понял? — спросил хозяин зоны после получасовой беседы, вглядываясь в лицо новоиспечённого прораба.

— Да.

— Когда прибудет партия заключённых, выдам тебе наган.

— Для чего? — вскинул брови от удивления Александр.

— Эта штука позволит тебе пользоваться особыми полномочиями при наведении порядка. Ты забыл, наверно, что вместе с политическими прибывает группа уголовного сброда. Они попробуют устроить саботаж, схватить тебя за горло. Теперь ясно?

— Теперь ясно, — обречённым голосом выдавил из себя Кацапов и сглотнул внезапно накатившуюся слюну.

— Надеюсь, мы с тобой сработаемся, — приободрил его Карачун. — Если справишься с задачей до приезда горных специалистов — отпущу тебя в отпуск.

— Как… в отпуск? — не поверил Александр. — Разве такое возможно?

— Возможно, парень, ещё как возможно. В нашей глухомани свои законы. Только это будет не тот отпуск, о котором ты сейчас подумал. Городского кайфа не жди. Я отправлю тебя на Печору. Одного, без охраны. Будешь охотиться на зверя, рыбку ловить, на зиму солонину заготовлять. Офицерский состав начал голодать, надо спасать людей от надвигающегося мора.

Кацапов с трудом сдерживал волнение. Ему не верилось, что с понедельника ему уже не придётся ползать на четвереньках в тесном штреке в набухшей от сырости одежде, не лежать на спине в минуты коротких передышек, укрощая бешеный ритм сердца жадными глотками затхлого воздуха. Все эти жуткие ощущения через пару дней останутся в прошлом. Он круглые сутки будет дышать чистым морозным воздухом, не заставляя напрягаться изношенное тело. Вот это и будет тем чудом, о котором в забое мечтает каждый зек.

— А если не справлюсь? — задал Александр свой последний вопрос.

— Отдам на растерзание братве Демона, — осклабился Карачун. — Пусть потешатся с тобой. Всё, иди.

«Да, настоящий благодетель, — подумал Кацапов. — Сказал, будто вилы в бок воткнул». — Он встал, бросил напоследок взгляд на «кума» и отправился в шахту. Впереди его ждала новая жизнь, полная неожиданностей.

Больше пяти месяцев велось строительство новой жилой зоны и объектов хозяйственного назначения расширяющегося лагеря. Всё это время Александр Кацапов был фактически единственным и полновластным хозяином территории, на которую в первой половине февраля загнали несколько сотен заключённых. Ни сам начальник лагеря Карачун, ни его помощники до полного окончания строительства, казалось, не вмешивались в ход работы и не заглядывали в этот зловещий квадрат. Как будто в нём трудились люди из другого ведомства.

В действительности всё обстояло иначе. Кацапов ежедневно докладывал «куму», как идут дела, какая обстановка среди заключённых, какие возникают проблемы.

После заселения отстроенных бараков, Карачун сдержал своё слово и отправил Александра в «отпуск». Сейчас, наслаждаясь свободой на берегу реки, он вспоминал, как пришлось зарабатывать этот самый «отпуск».

… Как только были возведены караульные вышки и натянута по периметру в три ряда колючая проволока, Карачун вызвал его к себе, сказал с похвалой:

— Молодец, Кацапов. С первой задачей ты справился. Работы закончил даже на два дня раньше срока.

— Я ведь слово вам давал, гражданин начальник, — пожал плечами Кацапов. — Как можно было его не сдержать?

— Это верно, — усмехнулся Карачун. — В лагерной жизни за кукушку бьют в макушку, за базар надо отвечать.

Начальник лагеря долгим пронзительным взглядом смотрел в лицо Александра, потом сказал:

— Я убеждён, что и с другой задачей ты справишься вполне успешно. В твоём характере есть то, чего нет у остальных — упорство, независимость и бесстрашие. Ты бы и пахана смог заменить с такими данными, окажись вдруг в воровской среде.

— Я презираю всех воров вместе с их блатными законами, — сухо ответил Александр.

— В этом я успел убедиться, — произнёс Карачун с оттенком некоторого сожаления. — Но на этих законах держится вся лагерная жизнь. Во всём ГУЛАГе не сыщется такого человека, который смог бы их искоренить.

На следующее утро на вышках выставили часовых, а ещё через день Кацапов встречал на выгороженной территории прибывшую партию заключённых. На боку у него висела кобура с наганом.

Лагерный конвой сопроводил колонну до центра очищенной от снега площадки, приказал остановиться. Заключенные в недоумении вертели головами по сторонам в поиске жилых бараков. После изнурительного пути по заснеженной тайге, они едва держались на ногах, и рассчитывали на отдых в тёплых помещениях.

Начальник караула, рослый офицер лет тридцати пяти, по кличке «Стервятник», взглянув на измученных узников, криво ухмыльнулся, затем его лицо приняло каменное выражение. Он знал, какая участь ожидает этих несчастных людей, но в его глазах не отражалось ни капли сострадания. Казалось, этот человек смотрит на толпу сейчас такими же глазами, какими смотрели в эту минуту присмиревшие на короткое время овчарки — насторожённо и злобно.