Михаил Каюрин - Кацап

— Служу трудовому народу! — ответил, он, сам не понимая, почему из его уст вырвались именно такие слова. На данный момент он был снят с воинского учёта, являлся пенсионером и не исполнял никаких функций служения своему Отечеству. И только намного позднее он понял, почему прозвучали эти слова. Это был язвительный ответ, вызов тем людям, которые на разных этапах застопорили на целые десятилетия движение его наградного листа. Он как бы вернул себя в строй красноармейцев в далёкую Монголию на берег Халхин-Гола.

— Это ещё не всё, — тем же радостным голосом продолжил подполковник. — В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 апреля 1975 года вы награждены юбилейной медалью «Тридцать лет победы в Великой Отечественной Войне 1941–1945 г.г.» Мне поручено вручить вам, Александр Степанович, эту награду. Поздравляю.

И ещё одна коробочка очутилась в руках Александра Кацапова.

— Может, чайку, Александр Степанович? — спросил военком с улыбкой.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Кацапов от предложения гостеприимного военкома и заспешил домой.

— Ну, и по какому поводу тебя вызывали в военкомат? — поинтересовалась Василиса, когда Кацапов переступил порог дома.

Александр молча выложил на стол две коробочки с наградами и проговорил с усмешкой:

— Красная Армия оценила мои заслуги боевым орденом, Советская Армия — юбилейной медалью, а правительство — пенсией аж в пятьдесят два рублика. Теперь можно считать, что прожил я на свете свои шестьдесят семь лет недаром — и моральная, и материальная стороны жизни оценены по достоинству.

— Тебя наградили? — удивлённо воскликнула Василиса, извлекая из коробочки удостоверение к ордену. — Орденом Красной Звезды? За что?

— За что награждают людей боевыми орденами? — спросил Александр и, не дожидаясь ответа от жены, ответил сам: — За мужество и героизм, проявленные во время боевых действий. В бою у солдата бывает много возможностей, когда он может отличиться. Раз вручили — значит, были на то основания.

— А почему только сейчас? — спросила Василиса. — Никак, наградные документы где-то затерялись, а теперь нашлись? Во время войны такое часто случалось — то штаб разбомбили, то почту утеряли в неразберихе, то инициалы в наградном указали не те.

— Думаю и сейчас бы не вручили, если бы не вмешательство одного человека, — сделал предположение Александр. — И я догадываюсь, кто это мог быть.

— Ты его знаешь?

— Да. Я, по-моему, рассказывал тебе, как мы уже после окончания боёв на Халхин-Голе напоролись на самурая-смертника? — спросил Александр.

— Да, помню, — подтвердила Василиса. — Но подробности ты не рассказывал.

— Тогда много красноармейцев полегло от его пулемёта… В живых остались только двое: я и Тимофей Узков. Вину за организацию заплыва на противоположный берег реки я тогда взял на себя. И поплатился за свои слова.

— И про это ты тоже ничего не рассказывал.

— Видать, стыдился, — усмехнулся Александр. — Мы ведь переплыли реку, в чём мать родила. А потом жарились на солнце под прицелом самурая полдня, прикинувшись убитыми. Шевелиться-то было нельзя, поскольку самурай сразу бы пришил пулемётной очередью.

Александр прошёл к кухонному шкафчику на стене, извлёк из него початую бутылку водки и гранёный стакан. В другой раз Василиса упрекнула бы мужа за подобные действия в столь ранний час, но сейчас она не проронила ни слова, и сама выставила на стол закуску.

— Ну, а что было дальше — ты знаешь, — заговорил вновь Александр, наполнив стакан на четверть. — Подхватил малярию, пролежал в госпитале. Потом пять лет колонии. Наши дороги с Тимофеем разошлись. Только недавно я узнал: Тимофей прошёл всю Отечественную, вся грудь в орденах и медалях, получил Звезду Героя.

— Почему ты думаешь, что это он разворошил прошлое? — спросила Василиса.

— Встретил я его однажды, на демонстрации в честь дня победы, — признался Александр. — Поговорили о том, о сём. Рассказал я ему про колонию…

— И что он?

— А ничего. Только матюкнулся в адрес судьи, который не стал брать во внимания мои показания насчёт Юрки. Того самого грабителя под чужой фамилией, который украл у нас с Гришей Надеждиным намытое на Алдане золото.

— А Тимофея тогда тоже представляли к ордену? — поинтересовалась Василиса.

— Да, нас тогда троих из взвода представили к Красной Звезде — Гришу Надеждина, Тимофея Узкова и меня, — ответил Александр, покручивая в руке стакан с водкой и устремив на него неподвижный взгляд. — Гриша погиб, Тимофея долго разыскивали — после возвращения из Монголии он мотался по стройкам. Орден вручили уже в начале 41-го, когда я кайлом рубил уголь на зоне. Видать, военные начальники посчитали недопустимым факт вручения ордена зеку и спрятали подальше мой наградной лист.

— Но справедливость, всё-таки, восторжествовала, — сказала Василиса. — Награда нашла героя, как пишут в газетах.

— Нет, Васса, это не справедливость восторжествовала, а сработала совесть Тимохи, — с растяжкой проговорил Александр. — В той ситуации мы с ним были в равном положении, только он не додумался взять вину за самовольную переправу на себя, а я сделал это во благо всех остальных.

— Кого — остальных? — удивилась Василиса. — Ты говоришь, вы только вдвоём в живых остались?

— Я пожалел тогда командира взвода. Молодой, недавно из училища, у него карьера по службе только начиналась. Могли разжаловать, могли под трибунал подвести. Столько небоевых потерь личного состава. Это ведь с его попустительства мы рванули на тот берег, поплыв наперегонки. Цыкни он тогда на нас — остались бы все на берегу и были бы живы, — Александр крякнул, проглатывая подступивший вдруг к горлу комок горечи, поднёс ко рту стакан с водкой и, запрокинув слегка голову, в один глоток опустошил его.

— А, может, и пожалел меня Тимофей при наше встрече, — раздумчиво проговорил Александр, поставив стакан на стол, потянулся вилкой за квашеной капустой. — Ему, Герою, я думаю, не составило большого труда отыскать пропавший орден.

— Так ты пригласи его к нам, посидите вместе, пропустите по рюмочке, повспоминаете былое, — предложила Василиса добродушно. — Он и расскажет тебе, как восстановил справедливость.

— Нет, Василиса, этого я никогда не сделаю, — отрезал Александр.

— Почему?

— Потому что он Герой, птица высокого полёта, — повысив голос, ответил Александр. — А я кто?! Бывший зек, голь перекатная, человек второго сорта! Вот кто я!

— Зачем ты возводишь на себя напраслину? — не согласилась Василиса.

— Разве не так? — Александр вновь налил в стакан водки, поставил перед собой. — Тимоха начнёт рассказывать, как героически защищал Родину, а я что скажу ему в ответ? Как пайку добывал на зоне, чтобы не подохнуть с голода?! Не-ет, Васса! Во мне ещё есть чувство собственного достоинства! Язык не повернётся мусолить своё существование в лагере!