Джейми Макгвайр - Весь этот свет

Я кивнула.

– Я приму душ, а потом провожу тебя домой. Хочешь горячего шоколада или еще чего-нибудь, пока ждешь?

Я покачала головой.

– Вернусь через секунду.

Он взял чистую одежду и скрылся в ванной, построенной его дядей Джоном. Зашумела вода в душе, из щели над дверью ванной повалил пар.

Я присела на кровать Эллиотта, постаравшись не сдвинуть лежавшие на ней фотографии. На некоторых снимках я была в поле, шла по тротуару или сидела в нашем дворе, но на большинстве фотографий я сидела на качелях на крыльце дома, а над моим плечом темнели окна дома на Джунипер-стрит. На этих фотографиях я никогда не улыбалась, мое лицо неизменно оставалось задумчивым, даже если в кадре рядом со мной находился отец.

Вода в душе перестала течь. Через несколько минут дверь открылась и появился Эллиотт, одетый в джинсы, кроссовки и толстовку, на груди которой красовалась эмблема футбольной команды школы Дубового ручья. Он улыбался от уха до уха, и на его щеках появились ямочки.

– Ты хорошо пахнешь, – сказала я, обнимая его.

Эллиотт обнял меня в ответ, и меня окутало ароматное облако: гель для душа и мята. Он наклонился, поцеловал меня, и его длинные мокрые волосы накрыли меня шелковистым шатром. Эллиотт взял меня за руку и повел к лестнице, но потом остановился и снова поцеловал.

– Что такое?

– Я шесть лет пытался набраться смелости, чтобы заговорить с тобой, а потом еще две года пытался к тебе вернуться. Достаточно, ладно? Больше я не собираюсь проводить лето без тебя.

Я улыбнулась.

– Что? – спросил Эллиотт.

– Мне нравится, что теперь ты заканчиваешь предложения уверенно, без вопросительной интонации.

Он сжал мою озябшую руку большой теплой ладонью.

– Идем. Отведу тебя домой, пока еще не поздно.

Вместе мы прошлись по Джунипер-стрит, считая, сколько фонарей погасло и сколько еще горит. Эллиотт посмотрел в небо и подтвердил, что в темноте лучше видны звезды.

Мы прошли мимо пустующего участка Фентонов, и на этот раз Эллиотт зашел во двор и довел меня до крыльца.

– Тебе было весело сегодня? – спросила я, предусмотрительно понижая голос. В гостинице было темно, и я надеялась, что никто не зажжет свет в доме, пока Эллиотт так близко.

Эллиотт накрутил на палец прядь моих волос.

– Жаль, что ты не идешь со мной.

Впервые в жизни мне захотелось попасть на вечеринку. Вообще-то, я отправилась бы куда угодно, если в результате смогла бы еще хоть час провести рядом с Эллиоттом. Превозмогая себя, я покачала головой.

– Я лучше пойду, – я поцеловала его в щеку. – С днем рождения.

Эллиотт кивнул, потом сжал мое лицо в ладонях и поцеловал меня. На этот раз его губы двигались по-другому, более страстно. Атмосфера общего секрета и мое согласие все изменили, сломали невидимую стену. Губы Эллиотта раздвинулись, и я позволила его языку скользнуть в мой рот. Он крепче прижал меня к себе.

Наши дыхания превращались в облачка белого пара. Эллиотт сделал шаг вперед, мягко оттесняя меня к двери.

– Мне пора, – прошептала я между поцелуями.

Потом нашарила у себя за спиной дверную ручку и повернула ее. Щелкнул язычок замка, скрипнули петли. Я сделала шаг назад, а Эллиотт – шаг вперед.

Мы стояли на пороге и целовались, позабыв обо всем на свете. В этот момент я даже задумалась о том, чтобы собрать свои вещи и уйти отсюда вместе с Эллиоттом, оставив позади все страхи и тьму.

– Какого дьявола тут происходит? – рявкнул Дюк, дергая меня за куртку.

– Эй, тише! Полегче! – воскликнул Эллиотт, вскидывая вверх руки.

– Уходи, Эллиотт! – в панике попросила я.

– А ты… – начал было он.

– Просто уходи! Уходи! – выкрикнула я, отталкивая его за порог.

Я захлопнула дверь у него перед носом.

– Кэтрин! – закричал Эллиотт, барабаня по двери.

– Убирайся отсюда, ты, идиот! – прорычал Дюк.

Я погрозила Дюку пальцем, призывая его умолкнуть.

– Извините. Простите. Только т-с-с-с, тихо! – взмолилась я, чувствуя, как дрожат руки. Потом прижала ладони к двери. – Эллиотт? Со мной все в порядке. Просто… иди домой. Увидимся завтра.

– Ничего с тобой не в порядке! – возразил Эллиотт. – Впусти меня, Кэтрин, я все объясню.

Дюк схватил меня за руку, но я вырвалась, глубоко вздохнула и задвинула дверную задвижку.

– Ты не можешь войти. Со мной все хорошо, честное слово. Просто… пожалуйста, иди домой. Прошу, уходи.

– Я не могу оставить тебя там!

Я сглотнула и, обернувшись через плечо, посмотрела на Дюка – тот ответил мне взбешенным взглядом.

– Эллиотт, я не хочу, чтобы ты пострадал. Обещаю, мы увидимся завтра утром, и я обещаю тебе, что все будет хорошо. Пожалуйста, верь мне.

– Кэтрин! – в приглушенном голосе Эллиотта звенело отчаяние.

Я подошла к окну и постучала по стеклу. Эллиотт подскочил к окну с другой стороны и прижал ладони к стеклу. Я заставила себя улыбнуться, а Эллиотт всмотрелся в темноту прихожей, пытаясь разглядеть там Дюка – к счастью, тот стоял вне зоны видимости.

– Ты должен уйти, – сказала я.

Эллиотт нахмурился, на его скулах заходили желваки. По глазам было видно, что в душе юноши идет внутренняя борьба.

– Пойдем со мной. Со мной ты будешь в безопасности.

По моей щеке покатилась слеза.

– Ты должен уйти, Эллиотт, иначе мы больше не увидимся.

Нижняя губа Эллиотта задрожала от гнева. Он снова попытался заглянуть мне за спину.

– Иди скорее в свою комнату и запри дверь.

– Так и сделаю. Обещаю.

– Утром я сразу к тебе приду.

– Ладно.

Эллиотт круто развернулся, сбежал по ступеням веранды, перепрыгнул через калитку и помчался к своему дому.

Я закрыла глаза, чувствуя, как по лицу текут слезы. Смахнув их, я повернулась к Дюку. Он все еще тяжело дышал и сверлил меня злобным взглядом.

– Держи его подальше отсюда, Кэтрин, или я сделаю так, что он исчезнет.

Превозмогая страх, я подошла к нему и ткнула пальцем в его грязную рубашку.

– Не смей приближаться к Эллиотту, слышишь меня? Если ты его хоть пальцем тронешь, я уйду. Уйду и никогда не вернусь!

От удивления Дюк не нашелся что сказать, только переминался с ноги на ногу.

– Гостиница на Джунипер-стрит не сможет работать без меня. Делай, как я говорю, – прошипела я. – Ложись спать!

Я указала на лестницу.

Дюк ослабил галстук, потом попятился, повернулся и стал подниматься по ступенькам. Медленно переваливаясь с боку на бок, он поднялся на верхнюю площадку и, повернув направо, зашагал к своей комнате в конце коридора. Когда его дверь хлопнула, я побежала вверх по лестнице, юркнула в свою комнату, закрыла дверь, придвинула к ней кровать и села на нее.

От ужаса и потрясения меня затрясло, я зажала рот ладонью. Я еще никогда не говорила с Дюком в таком тоне и с трудом могла поверить в случившееся. Из всех гостей Дюк был самым грозным, и его сегодняшняя неудачная попытка запугать меня и заставить слушаться приоткрывала окно ужасных возможностей. Я боялась, что вместо Дюка появится кто-то новый, еще более страшный, и попытается меня приструнить.