Джейми Макгвайр - Весь этот свет

– Я думал, что ты самая хорошенькая девочка из всех, что я когда-либо видел.

Я взяла в руки одну из фотографий.

– Рассказывай дальше.

– Следующим летом, – продолжал Эллиотт, – я увидел, как ты сидишь на качелях у вас на крыльце. Ты смотрела во двор, там был выпавший из гнезда птенец. Я наблюдал, как ты забралась почти на самую макушку березы и вернула его в гнездо. У тебя ушло полчаса, чтобы спуститься на землю, но ты справилась. На тебе было розовое платье.

Он похлопал по одной фотографии: на этом снимке я сидела на крыльце, глубоко задумавшись. Мне было лет одиннадцать-двенадцать, и на мне было платье, которое очень нравилось моему папе.

– Это самое красивое фото из всех, что я когда-либо делал. Я видел это по твоему лицу. Ты думала о том, что только что сделала, и твои глаза светились удивлением и гордостью.

Эллиотт усмехнулся и качнул головой.

– Все в порядке, можешь потешаться надо мной.

– Нет, просто это… – я слегка пожала плечами. – Неожиданно.

– И немного жутко? – подсказал Эллиотт. Он ждал моего ответа с таким видом, словно каждую секунду ожидал, что я его ударю.

– Не знаю. Теперь у меня есть фотографии меня и моего отца, о существовании которых я понятия не имела. А эта? – спросила я.

– Тут ты помогаешь отцу починить сломанную доску на крыльце.

– А здесь?

– Любуешься розовым кустом Фентонов. Ты постоянно возвращалась к этому огромному кусту белых роз, но ни разу не сорвала ни одного цветка.

– И правда, этот дом показался мне знакомым. Я скучала по нему, после того как его снесли. Теперь это просто куча грязи. Предполагается, что они построят новый.

– Мне недостает света на улице. Кажется, с каждым годом все больше фонарей выходит из строя, – сказал Эллиотт.

– Мне тоже. Зато в темноте легче увидеть звезды.

Он улыбнулся.

– Ты всегда и во всем ищешь хорошее.

– Что ты делал в моем дворе в тот день? – спросила я, указывая на фото старого дуба. – В первый раз, когда я увидела тебя, и ты бил по нашему дереву кулаком.

– Выпускал пар, – я ждала продолжения, а Эллиотт казался смущенным. – В то время мои родители постоянно ругались, даже дрались. Мама ненавидела Дубовый ручей, но я с каждым днем влюблялся в него все больше. Я попросил оставить меня здесь.

– В день нашей встречи?

– Да. Не знаю. Под тем дубом я чувствовал такое спокойствие, но в тот день… мира в моей жизни не было. Чем дольше я сидел у подножия дерева, чем дольше я старался быть спокойным и собранным, тем злее становился. Я и опомниться не успел, как вдруг начал наносить удары по стволу. Было приятно наконец выпустить пар. Я не знал, что ты вернулась домой из школы. Я много раз представлял себе нашу первую встречу, но никогда не думал, что она будет такой.

– Ты часто так делаешь? Выпускаешь пар?

– В последнее время нечасто. Раньше я часто бил кулаком по дверям. Тетя Ли пригрозила, что больше не позволит мне приезжать к ней на лето, если я сломаю еще хоть одну дверь. Она научила меня управлять своим гневом, направлять его в другое русло. Тренировки, футбол, фотографирование, помощь дяде Джону.

– Почему ты так злишься?

Эллиотт покачал головой, сердито выдохнул.

– Если бы я знал. Просто на меня находит. Теперь я гораздо лучше справляюсь с приступами гнева.

– Не могу представить тебя злым.

– Я стараюсь держать себя в узде. Мама говорит, что я слишком похож на своего отца. Уж если разозлюсь, то по-крупному.

Казалось, эта мысль его нервирует.

Эллиотт сел на кровать рядом со мной, и я удивленно покачала головой. На фотографиях было запечатлено так много эмоций, и все они отражались на моем лице. Злость, скука, грусть, глубокая задумчивость. Столько воспоминаний о моей жизни оказалось помещено на фотобумагу.

– Поверь мне, теперь, в восемнадцать лет, я понимаю, что нельзя было фотографировать человека без его согласия. С радостью отдаю все эти снимки тебе. Я никогда и никому их не показывал. Просто… в десять лет я думал, что в мире нет никого прекраснее тебя, и до сих пор так считаю. Поэтому я и вернулся, как и сказал Мэдисон.

– Потому что считаешь меня красивой?

– Потому что любил тебя почти половину своей жизни.

Я повернулась и посмотрела в зеркало, висевшее на стене за столом Эллиотта. Мои рыжеватые волосы отросли на десять дюймов с тех пор, как Эллиотт впервые сфотографировал меня. Я выглядела как молодая женщина, а не как девочка. Глаза скучного зеленого цвета. Я была совершенно обычной, а не той красавицей, которую описал Эллиотт.

– Эллиотт… Я не вижу того, что видишь ты. И в этом я не одинока.

– Думаешь, именно поэтому неуверенные в себе девушки вроде Пресли и ее подружек так сильно тебя достают? Потому что ты невзрачная? Потому что ты скучная? Обыкновенная?

– Я невзрачная, скучная и обычная, – сказала я.

Эллиотт подвел меня к зеркалу и заставил снова посмотреть на мое отражение. Он был на голову выше меня и, если бы захотел, мог бы уткнуться подбородком мне в макушку. Его бронзовая кожа резко контрастировала с моей бледной кожей; по сравнению с моими светлыми прядями его прямые темные волосы напоминали напечатанные слова на книжной странице.

– Если ты не видишь этого, то поверь мне. Ты прекрасна.

Я снова посмотрела на себя.

– Четвертый класс? Ты серьезно? Я в то время была голенастая и зубастая.

– Нет, у тебя были шелковистые светлые волосы, нежные пальцы, и твои глаза светились жизнью.

Я повернулась к нему и запустила руки ему под рубашку.

– Когда я была маленькой, мои волосы были светлее, жаль, что они потемнели.

Эллиотт напрягся. Мои руки на его голой коже застали его врасплох.

– Твои… твои волосы идеальны такими, какие они есть. – Он был теплым, твердые мышцы его спины напрягались под моими ладонями. Он наклонился, его мягкие губы прижались к моим. Я шагнула назад, к кровати, и Эллиотт замер.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Пытаюсь сделать так, чтобы нам было удобнее?

Он улыбнулся.

– Теперь ты говоришь вопросами.

Я хихикнула, притягивая его к себе.

– Заткнись.

Эллиотт сделал несколько шагов, все его тело отреагировало, когда я раздвинула губы и поцеловала его. Я откинулась назад, Эллиотт последовал за мной, опершись одной рукой о матрас, так что мы аккуратно опустились на кровать. Его грудь прижалась к моей, и я потянулась вниз, чтобы поднять нижний край его рубашки.

Оглушительно хлопнула входная дверь.

Эллиотт подпрыгнул, потирая затылок.

– Это дядя Джон и тетя Ли, – пробормотал он.

Я села, не зная, куда деваться от смущения.

– Все равно мне пора вернуться домой. Ты должен пойти на вечеринку. Я хочу, чтобы ты пошел.

Эллиотт выглядел обескураженным.

– Ты уверена?